. Просить пощады нельзя было: заметит учитель. После долго смеялись над Хорем, говоря, что у него волоса распухли. Теперь у Хоря только и было полпары, то есть однодырочная.
— Чет аль нечет? — спросил он, загадывая.
— Пусть нечет, — отвечал Семенов.
— Твое. Теперь ты.
Семенов загадал, но лишь только открыл он ладонь, чтобы сосчитать, верно ли Хорь сказал «нечет», как хищный Хорь схватил костяшки и спрятал их себе в карман.
— Что же это, Хорь? — говорил Семенов.
— Я тебе Хорь?., а в ухо хочешь?
— Оплетохом, — сказал один из товарищей.
— Беззаконновахом, — прибавил другой.
— И неправдовахом, — заключил третий.
— Отдай, Хорь; право, отдай.
— Опять Хорь?.. Рожу растворожу, зубы на зубы помножу!
Семенов не стал более разговаривать. Несчастный отошел в сторону. Нигде не было для него приюта. Он вспомнил, что у него в парте есть горбушка с кашей.
Семенов хотел позавтракать, но горбушки не оказалось. Раздраженный постоянными столкновениями с товарищами, он обратился к ним со словами:
— Господа, это подло наконец!
— Что такое?
— Кто взял горбушку?
— С кашей? — отвечали ему насмешливо.
— Стибрили?
— Сбондили?
— Сляпсили?
— Сперли?
— Лафа, брат!
Все эти слова в переводе с бурсацкого на человеческий язык означали: украли, а лафа — лихо!
— Комедо! — раздался голос Тавли.
— Иду! — было ответом.
Семенов еще после обеда подслушал, что у Комеды с Тавлей состоялся странный спор на пари, и потому поспешил на голос Тавли, забыв о своей горбушке.
— Готово? — спросил Комедо.
— Есть! — отвечал Тавля и развязал узел, в котором оказалось шесть трехкопеечных булок.
— Сожрешь?
— Сказано.
Толпа любопытных обступила их. Комедо был парень лет девятнадцати, высокого роста, худощавый, с старообразным лицом, сгорбленный.
— Условия?
— Не стрескаешь — за булки деньги заплати, а стрескаешь — с меня двадцать копеек.
— Давай.
— Смотри, ничего не пить, пока не съешь.
Вместо ответа Комедо стал уплетать белый хлеб, который так редко едят бурсаки.
— Раз! — считали в толпе. — Два, три, четыре…
— Ну-ка пятую…
Комедо улыбнулся и съел пятую.
— Хоть на шестой-то подавись!
Комедо улыбнулся и съел шестую.
— Прорва! — говорил Тавля, отдавая двадцать копеек.
— Теперь и напиться можно, — Сказал Комедо.
Когда он напился, его спрашивали:
— А еще можешь съесть что-нибудь?
— Хлеба с маслом съел бы.
Достали ломоть хлеба и масла достали.
— Ну-ка попробуй!
Он съел.
— А еще?
— Горбушку с кашей съел бы.
Добыли и горбушку. Его кормили из любопытства. Он съел и горбушку.
