Над прогалиной повисла тишина. Садящееся солнце удлинило тени. Нет, я не могу, растерянно думал Старбак. Я – грешник, а господь не слушает грешников. В любом случае, жена Труслоу в раю. Господь милосерден, горе мужа, бескрайнее, как само небо, не могло не тронуть Его. С другой стороны, если Труслоу для мира в душе нужен соответствующий ритуал, имеет ли Натаниэль моральное право отказать ему? Старбак прижал к себе Библию, смежил веки и поднял лицо. В голове было пусто, в горле першило.
- Ты, это… - кротко сказал Труслоу, - Не спеши, в общем.
Как назло, на ум не шло ничего подходящего. Старбак открыл глаза, готовясь просить об отсрочке, и вдруг вспомнил нужный стих.
- Человек, рождённый женою… - начал он еле слышно и начал заново, громче, - Человек, рождённый женою, краткодневен и пресыщен печалями.
- Аминь. – отозвался Томас Труслоу.
- Как цветок, он выходит…
- Она и была, как цветок.
- И опадает. Убегает, как тень и не останавливается.
Труслоу с закрытыми глазами раскачивался вперёд-назад. Старбак же запнулся. Первые два стиха четырнадцатой главы Книги Иова вылетели гладко. Третьего он не помнил. Четвёртый гласил что-то о чистых и нечистых.
- Продолжай, мистер, продолжай. – попросил Труслоу.
- О, Господь Всеблагий, Отец наш, - жмурясь от бьющего в глаза солнца, пустился вдохновенно импровизировать Старбак, - прости грехи рабе Твоей Эмили, добродетельной жене и матери…
- Точно, точно… - кивал Труслоу.
- И прими душу Эмили Труслоу…
- Мэллори. – робко поправил Труслоу, - Так её девичья фамилия. Эмили-Марджори Мэллори. Нам, может, на колени надо встать, а?
Он уронил шляпу и бухнулся на землю. Старбак опустился рядом.
- Господи! – выдохнул юноша.
Из уст его (откуда что только бралось?) истово, страстно полилась молитва. Горе Труслоу передалось Старбаку, и он, со всей искренностью, на какую был способен, пытался донести эту беспредельную печаль до слуха Вседержителя. Древние, как мир, слова звучали под бледными звёздами, проклюнувшимися на темнеющем небосклоне… Доходили ли они туда, где царил Он во всём своём грозном величии? Старбак никогда не молился о себе с той горячностью, с какой возносил сейчас мольбу о душе незнакомой женщины.
- Господи… - закончил юноша, чувствуя, как слёзы текут по щекам, - Господи, услышь нас… Услышь нас…
Стало тихо. Лишь ветерок шелестел в кронах, пели птицы, да где-то вдали лаяла собака. Старбак открыл глаза и увидел, что лицо Труслоу тоже мокро от слёз. Тем не менее, коротыш выглядел счастливым. Он запустил пальцы в рыхлую землю по обе стороны могильного холмика, словно обнимал мёртвую жену сквозь слой разделявшего их грунта, и говорил:
