– О чем это? – настороженно осведомилась Ирина Львовна.
– Так, ни о чем. – Зоя радостно улыбнулась и встала. – Мне пора. До встречи. – И она кокетливо помахала Карлу ладошкой.
Карл вежливо склонил голову.
– Ты что, согласился с ней встретиться? – недоумевающе глянула на него Ирина Львовна.
Карл молча кивнул.
– Где, у нее дома?
Карл снова кивнул, глядя на Ирину Львовну с веселым любопытством.
– Не верю своим ушам!
Карл молча развел руками.
– Она что, понравилась тебе?! Или… – Тут Ирина Львовна осеклась.
Что-то я все не то спрашиваю, подумала она… Не может же быть, чтобы он… с Зоей… Ну конечно, не может! Тут должен быть какой-то подвох!
– А… когда? – спросила она вслух, от души надеясь, что наконец задала ему правильный вопрос.
Карл довольно улыбнулся, и у Ирины Львовны отлегло от сердца.
– Маньяна, – тихо ответил он.
Ирина Львовна наморщила лоб, вспоминая испанский. Карлу хорошо, для него этот язык почти родной, он пятнадцать лет разговаривал исключительно по-испански, а она… Ну учила она испанский в институте как второй иностранный, так ведь это когда было-то… А, вспомнила!
«Маньяна» – по-испански означает «завтра». Но это только одно из множества возможных значений. Маньяна – значит может быть, завтра. А может быть, через три дня. А может быть, на следующей неделе. Или в следующем месяце. В общем, когда-нибудь.
То есть, по сути дела, никогда.
Пролетавший мимо официант вопросительным знаком застыл у их столика.
– Счет, пожалуйста, – сказал ему Карл.
– А ведь Зоя-то, – усмехнулась Ирина Львовна, поспешно допивая свой ликер, – совсем не знает по-испански.
Карл пожал плечами.
– А письмо-то, письмо!..
Карл улыбнулся снова и похлопал себя по нагрудному карману рубашки.
* * *
…Услыхав мои слова, папенька схватился за сердце. Лицо его посерело. Я же была удивительно спокойна и оттого, не тратя время на заламывания рук и призывы о помощи, сразу же достала папенькины сердечные капли и накапала ему в рюмку, разбавив водой.
Когда же папенька отдышался и перестал прижимать руку к левой стороне груди, он слабым голосом попросил повторить то, что я сказала.
И я повторила. Ты не поверишь, Жюли, я сделала это, не испытывая ни малейших угрызений совести. Странное спокойствие, осенившее меня, как только я переступила порог дома, продолжало удерживать меня в своих мягких, но цепких объятиях. Более того, во мне поселилось ощущение, что именно сейчас я поступаю правильно. Словно до этой минуты я безвольно плыла по течению, уносившему мою лодку в мрачную и недружелюбную неизвестность, а нынче взялась за весла и сама правлю к берегу.
