Гавагол был потрясен. Некоторое проходящее раздражение — да, он ожидал этого. Но не такую смертоносную ярость. К счастью, он принял меры предосторожности.
— Ну так что, смотритель. Чего же ты хочешь от меня? Ведь ни в чем подобном не было нужды — я бы поправил твои маленькие свинячьи глазки и без этого принуждения. Разве я не предлагал?
Маленькие свинячьи глазки? Гавагол вскинул подбородок. — Как я уже говорил ранее, я доволен своим лицом, — сказал он сдержанно. — Я только надеялся, что ты проведешь здесь несколько дней. Я не хотел тебя сердить. Но я одинок, очень, очень одинок. Я должен был что-то сделать.
Лудильщик не выказал никакого сочувствия. — Смотритель, ты совершаешь ошибку. Попытки силой принудить меня к чему-либо приводят к тому, что я впадаю в амок. Мои эмоции больше, чем я — это один из недостатков очень долгой жизни. Так что, реши свою проблему как-нибудь иначе.
— Но, твой корабль…
— Корабль мне дорог, это мой дом в течение многих веков — но когда я действительно разозлюсь, то пожертвую им. — Лудильщик хохотнул. — Космолёт со временем можно заменить. У тебя есть в запасе ещё одна жизнь?
Гавагол беспомощно посмотрел на собеседника. Старик выглядел спокойным, но в его пурпурных глазах стоял лёд.
— Слушай, у меня есть идея, — снова заговорил Лудильщик.
Древний странник умел быть убедительным. Гавагол нашел идею неотразимой, однако не мог забыть выражение лица старика, когда тот ворвался в Башню.
Наконец, он решился. — Да, — сказал он. — Я принимаю твоё предложение с благодарностью. Только не забудь, что это не твоя обычная сделка ради развлечений. «Кнопка мертвеца» отслеживает сигналы мозга. Залезешь в мой разум… ну и… конец кораблю.
Лудильщик раздул ноздри, неприязненно поджав жесткий рот. — Не волнуйся. Ты недостаточно нравишься мне, чтобы вправлять тебе мозги.
Пробуждение вышло странным, во тьме и вони. Гавагол вытянул руки, исследуя окружающее пространство, чуть менее тесное, чем в гробу. Пальцы поскребли по металлу. Запах стоял слишком сильный, чтобы его можно было как-то определить. Что-то древнее и органическое, как тысячелетняя свалка пищевых отходов. Гавагол подавился криком.
В руках чувствовалось какое-то отличие. Он ощупал свои кисти в темноте. Пальцы были слишком длинными, и с них свисали мешочки подрагивающих перепонок, а его кожа… она стала гладкой, влажной, совершенно чуждой.
Он попробовал ещё раз крикнуть, но люк регенбака уже открылся. Навалилось давление, глаза залил свет. Сильные руки подхватили его и уложили на каталку.
