Вначале он утолил голод. Чашка картофельного "деревенского" супа. Молодая телятина с рассыпчатым рисом, острый пахучий соус, бокал красного вина – в меру терпкого, хранящего солнечное тепло. Потом – официант наполнил бокал прежде чем успел об этом подумать, и вновь исчез в отдалении – откинулся на стуле, посмотрел в зал.
Заиграл оркестр – негромко, ласково. Что-то из Тинсли Эллиса. И это было правильно – сейчас он хотел именно блюз…
Потом он увидел девчонку за соседним столом. В простом светлом платье, скорее симпатичную чем красивую – одинокую девчонку, что утопив лицо в ладонях слушала блюз.
Поднявшись – собственное тело сейчас казалось ему мягче, пластичнее, вечернее чем обычно, он подошел к ее столику. Может быть, это шутило с ним вино. А может быть – вечер. Склонив голову он не произнес ни слова – но девочка поднялась, вложила руку ему в ладонь щедрым движением королевы. Он обнял тонкие хрупкие плечи, они закружились в танце – самом простом, который только танцем и можно назвать.
– Все мужчины сволочи, – сказала девочка, запрокидывая голову. Глаза у нее были синие. Глаза юной королевы, которой не требуется быть красивой, чтобы оставаться прекрасной.
– Не все, – сказал он на всякий случай.
Ее плечи дрогнули под его руками – в снисходительном отрицании. Минуту они кружились молча.
– На самом деле я знала, что он не придет, – сообщила девочка. – Позвонил, когда я уже собралась… очень извинялся. Сказал, что столик заказан, что все хорошо… но он не рассчитал время – и уже не успеет приехать. Скорее всего не успеет. Представляешь?
– Это плохо, – сказал он. Не для того, чтобы опорочить незнакомого соперника, а потому и что и впрямь так думал. – Нельзя не рассчитывать время.
– Он всегда такой… – думая о чем-то своем сказала девочка. – А я решила, что сегодня слишком хороший вечер… чтобы быть одной.
– Сегодня очень хороший вечер, – подтвердил он. Не для того, чтобы понравиться незнакомке. Он и впрямь так считал. – Лучший вечер недели.
– Ты кто? – вдруг спросила она.
– Беглец.
– А от кого ты бежишь?
– От… – он осекся. Как объяснить то, что не поддается объяснению? – От смерти, наверное. От себя.
– Тогда ты и есть смерть.
Он покачал головой и улыбнулся.
Оркестр все играл и играл блюзы. Они танцевали под Джона Кэмпбелла, и под Петера Грина. Говорили – о чем придется, и пили вино…
Вторая бутылка кислила. Он поежился, ощутив как давит воротничок рубашки.
Расстегнул верхнюю пуговицу. Оркестр устал и начал фальшивить. Плешивый старичок, сидевший с двумя молодыми девушками, что не мешало ему бросать взгляды и на его собеседницу, заказал оркестру что-то тягучее, полузабытое, давно и заслуженно погребенное. Молодой официант со слащавой улыбкой педераста косился в их сторону совсем уж неодобрительно – ресторан был полон, а они заказывали слишком мало. Чавкали – уже не от аппетита, а по инерции сытые рты, звякали заляпанные жирными пальцами бокалы, люди полусонно таращились друг на друга. И туго, туго бился в висках ускоряющийся метроном…
