Валера мучается. Сегодня надо рубить петухов. «Ладно, наймем мужика за поллитру», — говорила я еще утром. Хмурился: «А я уже не мужик?» «Да успокойся». «Нет уж, водку выпьем сами». «Сам же говорил, что я делаю из тебя убийцу. Что твоя карма разрушится. Ладно, водку выпьем, а петухов, ну бог с ними, отдадим кому-нибудь». «Что? Чтобы я оставил своих женщин голодными? А ну лови петуха! Где топор?» «Топор нужно еще наточить. Сходи пока на речку, а потом уж займемся. Отдохни»...
Не буду я есть этих петухов. Свежеубиенных. Почти живых. Как же их потрошить? Я всегда покупала готовых, безголовых, в целлофан упакованных. Трупики в целлофане. В стадии полураспада.
Я вспомнила, как мы с Валерой лечили Федю. Этот цыпленок дважды пытался сдохнуть. Мы прогревали его рефлектором, отпаивали теплым молоком с медом, пеленали в мохеровый шарф. А везли мы цыплят из Москвы сюда на служебном «мерседесе». Они сидели в большом ящике с травой и поглядывали в дырки, вернее, в хорошие такие отверстия в боковых стенках. Потом они расхулиганились и принялись выталкивать траву через эти отверстия... Мы привели в недоумение всех соседей — они считали, что на такой машине из Москвы может быть привезен только ящик деликатесов, или что-нибудь еще в этом духе, но уж никак не цыплята.
—Поймала?
—Нет... Разбежались, гады.
—Ничего не можешь. Какого ловить?
—Вон, слева! Да нет, вон того, того, с пятном на башке, Мишку! Держи!
—Загоняй с кустов! Хватай!
—Где? Ай, на вишню залетел!
—Тьфу, черт! Хватай его!
—Это же Федя! Я его соседке обещала на племя. Ты большого лови, жирного. Мишку. Или вон того, Борьку.
—Ой, девочки, у нас петуха рубят, идите скорей смотреть! — кричит за калиткой Люда.
Но подруги не идут. У них почти каждый день кого-то рубят. «Тоже, событие, как же». Деревенские подружки заняты своими играми.
Все это было уже потом, в конце лета. А сначала была весна. Все ждали чего-то: мора, голода, и других напастей. Запасали соль, крупу и спички. Покупали живых цыплят. Особенно старались владельцы дач и садовых участков — ночами дежурили у рыночных ворот, согреваясь возле костров. Моя знакомая с боем взяла ящик птенцов, потом десяток удружила мне.
Мне попались, видимо, самые горластые и прожорливые, прямо живоглоты какие-то. Люда от восторга визжала и подпрыгивала. Еще оживленнее реагировали пес и кот — пришлось отбивать атаки и держать оборону, пока муж сооружал высокий вольер с железной решеткой для новых питомцев, с поилкой-кормилкой и подсветом. Когда птенцы переместились в новое жилище, кот мигом запрыгнул на решетку и просунул сквозь нее лапы. Большой, пушистый, он распластался, как меховой коврик, и загородил всю панораму. Пес от возмущения аж закряхтел, мордой сдвинул кота, просунул нос между железными прутьями и застрял. Еле вытащили.
