— Боже правый! Это невероятно!
— Я говорю правду, мадам?
Леди рыдала, уткнувшись лицом в подушку, но теперь повернулась к мужу.
— Разве могла я рассказать тебе об этом, Боб? Я же знала, каким ударом это будет для тебя. Я решила дождаться, пока ты не услышишь правду от других. Этот джентльмен, наверное, волшебник. Когда он написал мне, что ему все известно, я так обрадовалась!
— Я бы вам посоветовал отправить Джеки на море на год, — сказал Холмс, поднимаясь с кресла. — Только одно мне еще не совсем ясно, мадам. Мы понимаем причину вашего нападения на Джеки — материнское терпение небезгранично. Но как вы решились оставить ребенка на эти два дня?
— Я все рассказала миссис Мейсон. Она все знала.
— Именно так я и предполагал.
Фергюсон, задыхаясь, бросился к кровати и обнял жену трясущимися руками.
— Ватсон, я думаю, сейчас нам всем самое время удалиться, — шепнул мне Холмс. — Берите Долорес под один локоть, я возьму под второй… Ну вот, — уже в полный голос сказал он, закрыв за собой дверь. — Дальше они сами во всем разберутся.
Последняя хранящаяся у меня запись, имеющая отношение к этому делу, — это копия письма, которое Холмс отправил в ответ на ту записку, с которой начался этот рассказ. Вот что он написал:
«Бейкер-стрит, 21 ноября Тема: вампиры.
Сэр!
Относительно Вашего письма от 19 числа, довожу до Вашего сведения, что я провел расследование по запросу Вашего клиента, мистера Роберта Фергюсона из чайной компании „Фергюсон энд Мерхед“ на Минсинг-лейн, и дело успешно завершено.
С благодарностью за рекомендацию, искренне Ваш,
Шерлок Холмс».
Дело V Приключение трех Гарридебов
То, что произошло, можно назвать комедией, а можно и трагедией. Это дело стоило одному человеку здравого рассудка, ваш покорный слуга пролил кровь, а еще один человек понес уголовное наказание. И все же во всем этом бесспорно присутствует элемент комедии. Впрочем, судите сами.
Дату я запомнил очень хорошо, поскольку именно в тот месяц Холмс отказался принять рыцарство за услуги, оказанные им в деле, которое я, возможно, когда-нибудь еще опишу. Упоминаю я об этом лишь вскользь, потому что положение партнера и доверенного лица обязывает меня избегать малейшей неосторожности. Но я еще раз повторяю: это дает мне возможность установить дату, а именно: конец июня 1902, вскоре после завершения второй англо-бурской войны. Холмс несколько дней провалялся в кровати, была у него такая привычка, но в то утро вышел из своей спальни с длинным письмом в руках и веселыми искорками в строгих серых глазах.
