Люди во дворах косили, складывали и сушили отаву, продолжали размеренный, ритмичный, обозначенный линиями, кругами и прямоугольниками земных плоскостей вечный жаркий летний цикл страды. По ночам во дворах по-домашнему мирно лаяли собаки, на окне-заплатке сияла великолепием утончённая чужеземка орхидея, а она всеми силами старалась отдалиться от себя прежней, забыться.
Женя приехала сюда случайно, и ничего с этими горами будто и не связывало: вокруг чужой изумруд великолепия и тяжкий крестьянский, до стигматов труд. Хотелось душевной релаксации, снять, смыть с себя в этой говорящей реке городскую суету, избавиться от бреда погони за материальным. Она вдруг решилась и засобиралась в дорогу. Замок взвизгнул, утроба баула поглотила весь её нехитрый гардероб. Пора! Автобус вёз, сопел на подъёмах, и, убаюканная пейзажами, она проехала нужный пункт, встрепенулась уже километров за двадцать, забила тревогу, высадилась прямо на асфальт, тут же пересела во встречную маршрутку, а потом на перекладных, от села к селу, населённые пункты, невозможно длинные, путали и сбивали незнакомыми с уменьшительными суффиксами и дифтонгами названиями, наконец, дорога последний раз изогнулась…. Всё. Добралась. Женя зажмурилась, вдохнула раскалённый солнцем воздух и успокоилась. То, что осталось там, в городе, сразу стало досадным прошлым, настоящее не грозило нахохлиться будущим, а значит, сложностей, как и дождей, в ближайшее время не предвидится. Она обрадовалась подступившей криком к горлу радости свободы, переоделась, накинула что-то лёгкое и побежала к реке. Тут плескались дети, в воде на отмели извивались вопросительным знаком мальки, и прозрачная вода-бесстыдница обнажала тайны дна. Женя растянулась на горячих камнях и заснула.
Она сбежала от опостылевшего любовника к другому мужчине, очутилась здесь, среди гор, и теперь её щекотали предчувствия.
Тело того, кого так внезапно и без объяснений покинула, её всегда возбуждало, этого не отнять. Она знала каждый его изгиб, шероховатости, радовалась отклику на свои даже чуть заметные движения. Женя изучила партнёра: умела натянуть удила, и он вставал молодым жеребцом на дыбы, переходил на долгий, изнуряющий обоих галоп. Ей нравилось обуздывать эту стихию, усмирять и отпускать. Неистовство уходило, наступали часы ласк и неги. Он был красавец, этого не отнять. Молодое упругое тело играло, и на него всегда хотелось смотреть, но однажды она почувствовала пустоту и поняла: их роман затянулся. Нет, ей всё нравилось и устраивало, она продолжала таять в его руках, но нечто, без чего соитие перерастает в докучливую механику, куда-то ушло, если оно, это нечто, и было вообще. Стало невыразимо скучно. Теперь Женя увидела, что он довольно глуп, инертен и с ней частенько блефует. Она закапризничала, как бы мстя за эту пустоту, стала мучить его в постели до изнурения, каверзно спрашивая: «Ты ещё можешь?». Он мог, неистовствовал, долго, как ручной пилой, зубчиками, мучил её тело, а потом наблюдал за результатом: «Ты ещё хочешь?»
