Над школой опускается светлая летняя псковская ночь, как две капли воды похожая на раннее утро. Люсуне снится вещий сон. Она выходит замуж. Под венец девушка идёт в Валькиной ночной сорочке, разорванной до самого пупа. Фата, приглядывается во сне Люсуня, почему-то пытаясь сама себе под неё заглянуть, удостовериться, скрывает лицо невесты. Веночек на голове тоже Валькин, из пшеничных колосков, клевера и васильков. Люсуня плывёт к алтарю босиком, пятки плотоядно блестят и неприлично шлёпают по плиточному церковному полу. Одной рукой она несёт черпак, другой – придерживает сорочку, чтоб не упала с плеч. Она панически боится расплескать воду и облиться. Её жених окунает руку в черпак, быстро, как в кипяток, достаёт кольцо и надевает Люсуне на палец. Теперь – её черёд. Она осторожно запускает руку в воду, не спешит, мудро ищет в посудине, чтоб опять не оконфузиться, не вытащить непотребное, цепляет кольцо и ловко просовывает в него жениха. Свершилось. На этом месте Люсуня благоразумно хочет проснуться, чтоб не спугнуть пойманное счастье и не испытывать лишний раз судьбы, но не может: спится уж слишком хорошо. Она слышит марш Мендельсона, ждёт как финала поцелуя жениха. Он склоняется над ней, приподнимает вуаль… Люсуня напряжена, ждёт. Но вдруг видит ясно, как не во сне, а наяву, что под фатой не она, а Юлька.
Люсуня проснулась среди ночи в холодном поту, поднялась с кровати, оделась и вышла на улицу. Вернулась она к завтраку, притихшая и чуть осунувшаяся. С этого дня она стала избегать весёлую, шумную Юльку.
Вскоре мы узнали, что в Пушкинские горы приехали питерские студенты-художники. Новость принёс Дегтярёв, творчески переосмыслила её Юлька. Она организовала группу поддержки и направилась знакомиться с ребятами.
«Собирайся, – воодушевляла меня Юлька на поступок. – Развлечёмся. Это тебе не хухры-мухры, а студенты Академии. Идём, не кисни». Я посчитала, что девушкам набиваться в гости неприлично. Я вдруг зацеломудрилась и стала в позу. Что о нас подумают, мы, серые мышки, провинциалки, набежали, учуяв чужой сыр. Все поймут и осудят. Юлькауговаривать меня не стала, взяла в сообщницу Танюшуи пошла навстречу судьбе. Её вели интуиция и вещий Люськин сон.
Я обижалась, мучилась сомнениями и бесполезно слонялась по школьному двору. Посоветоваться было не с кем. Дегтярёв уехал по хозяйственным делам с аспирантом.
Юлька с лицом мадонны, характером лёгким, весёлым – несомненно, бриллиант. Что ей делать в провинции? Она должна блистать на балах, ездить по театрам, есть с серебра, и за столом ей должны прислуживать лакеи в ливреях. Она тонка, изящна, грациозна, и к её красоте даже мне, девушке, привыкнуть трудно. Каждый раз смотришь и думаешь: надо же родиться такой царственно-прекрасной.
