Женщина, которую вывели к нему, была действительно необычная. Жизнь очень редко сотворяет таких. Может быть, почти и никогда… Очень худенькая, невысокая, хрупкая такая, немного сутулая, горбилась… Щеки впалые, матовое лицо продолговатое, но кожа лица чуть лоснилась как-то неприятно… Глаза были большие темные с выражением какой-то страдальческой размягченности… в молодости, должно быть, были совсем черные, может быть, сияли нежно… Красивые темные брови… И выражение глаз, и как она подошла, как прижала к груди ладони, будто хотела запахнуть застегнутый и без того на какие-то тесемки легкий халатик в красноватых тонах; и ее посекшиеся, беспорядочно поседелые и, наверное, когда-то густые черные волосы — тоненький жалкий жгутик рассыпался и почему-то это подчеркивало сутулость… И вот все это… и почему-то особенно — эта красная узкая ленточка — кончики — волосы завязаны слабо на затылке… Ей было уже больше сорока лет, и она казалась девочкой, которую вдруг, внезапно состарили… Это очень редко, почти никогда и не встречается такой женский тип, когда женщина живет всю жизнь и не прикасается ни телесно, ни душой не понимает тот окружающий обычный мир телесных, любовных отношений, супружеских связей… Это все пугает ее, она как-то органически отстраняется вытягивает вперед ладошки — пальчики растопырены — как маленькая девочка — защищается, отталкивает этот мир, такой темный; и вот эта сторона мира, сторона жизни оставляет девочку в покое, отходит; и девочка живет в своем, тайном, таинственном каком-то мире…
Голос у нее был слабый, чуть хриплый, интонации детские, вдруг она начинала очень старательно выговаривать слова… Это было неприятно, как-то отвращало… Прикосновение ее слабых длинных пальцев с коротко остриженными бледными ногтями, пальцы влажные мягкие, прикосновение детское, она коснулась тыльной стороны его левой ладони и тотчас отвела руку… Все вызывало какое-то ощущение гадливости и той жалости, когда хочется поскорее уйти, не видеть больше… В том, как она отдернула пальцы, едва коснувшись его ладони, проблеснул какой-то неестественный для него, дикий, панический страх. Он знал, что у него — плотные мужские ладони, большие, теплые ровным спокойным теплом. Но она боялась именно того, что он — мужчина, она боялась, что он нападет на нее… Он почувствовал этот страх, она была ему неприятна, а ее страх вызывал раздражение своей нелепостью… Он никогда не встречал таких женщин. Женщины могли хотеть его или не хотеть (это — реже), но такой страх внезапный… Только в такой больнице и можно отыскать такую женщину… Вероятно, она все же больна… Какие у нее скованные, неестественные движения, какие странно вычурные жесты… А существует ли она, Флейтистка? Может быть, нет никаких необычайных свойств, одна болезнь… Он читал… Он с юности запомнил название той книги… А ведь сколько забыл… Но знает, почему запомнил!… «Клинико-генетические исследования наследственных болезней некоторых этнических групп населения Балканского ареала»… Синдром называется «аулетризм»… от «аулос» — древняя такая флейта — два ствола разводятся в стороны, по звучанию — это даже и не флейта, скорее кларнетное звучание… Аулос только у рок
