До дому Васиного дошли, не заметила.
Входит, а навстречу ей Владимир. Какой-то особенный сегодня, радостный. Глаза сияют, лукавый огонек в них светится.
Как вошла Вася, обнял…
– Ну, Васюк! Поздравь меня! Письмо из Москвы: новое назначение получу. Повышение, так сказать… Целым районом заведовать буду. Только месяца два еще тут пробыть придется. Пока дела завершу. Ну и нос наклеим нашей КК!.. Что-то предгубком теперь скажет?
– Ты не очень-то ликуй. Как бы дело твое назначению не повредило.
– Пустяки! Теперь из центра меня в обиду не дадут. Я сейчас нужен стал… Ликует как мальчишка. Васю милует, целует.
– Ну, буян мой неугомонный, я тебе на радостях кое-что припас. Подарочек!
В спальне на постели разложен отрез голубого шелка, а рядом белый батист.
– Это тебе голубой шелк на платье… Принарядись, голубонька моя. Серо-голубое к тебе пойдет. А это батист, на сорочки.
– На сорочки? Ну и Володька, что выдумал, – смеется Вася. Этакую материю на сорочки?
– Самая что ни на есть бельевая, дамский батист, тонкий… Не все же тебе власяницы твои жесткие носить, будто пузырем тебя раздувает.
– Нет, уж я лучше блузки себе сделаю… А шелк хоть и красивый, а зря доставал. Небось ведь на наличные? Зачем зря тратишься? – качает Вася головою. Не радуют ее Володины подарки, опять «мотовство», скажут. А и обидеть жалко.
– Не нравится, что ли? – осведомляется Владимир.
– Материя красивая, что говорить!.. Только куда мне ее? Сам посуди.
– А в театр?
– Вот разве как с тобой в театр пойду, директоршей!.. – И засмеялась Вася, представив себя в этаком голубом наряде. – А все-таки спасибо тебе… За ласку твою, за заботу.
Привстала на носках, обняла Володю. Поцеловала крепко-крепко.
– Ишь, Васюк! Целоваться-то еще не разучилась? А я думал, совсем мужа разлюбила… Из спальни выселила… Никогда не подойдешь, не приласкаешь…
– Да ведь все некогда обоим… Да и у тебя не то на уме!
– А не разлюбила?
– Я? Тебя?
– Хочешь, напомню, как раньше любились? – Смеются оба, будто в разлуке были, а вот сейчас встретились.
Спешит Вася на рогожную. Да у самых дверей вспомнила: бухаринскую «Азбуку» не захватила. У Володи в книжном шкафу есть. Поспешила в кабинет. Открыла стеклянную дверцу, а с полки на нее пакет свалился. О пол ударился, бумага-то и развернулась. Нагнулась Вася, и будто кто клещами сердце сжал: точь-в-точь такой отрез голубого шелка, как ей Владимир подарил, такой же батист, только еще кружева да прошивки мотками лежат. Зачем? Кому?
