— Считай, что они твои! — отвечает Алтын.
— Люблю за конями ходить, — говорит Ашир. — Вот увидишь, как я буду их холить, как я им гривы да хвосты буду расчесывать.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Не могла, мол, конюха нанять.
Нахмурился Ашир.
— Скучно мне будет жить, ничего не делая.
— А мы, — отвечает Алтын, — гостей позовем, чтоб не скучал.
— Это хорошо, — говорит Ашир. — Я для них плов сварю: пальчики оближешь, язык проглотишь.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Не могла, мол, повара нанять.
— Ну, — говорит Ашир, — тогда я им песни буду петь, я много песен знаю.
— Не беспокойся, — отвечает Алтын, — мы певцов позовем.
— А я, — говорит Ашир, — сказки буду рассказывать.
— Спасибо, что напомнил, — отвечает Алтын. — Надо будет и сказочников пригласить.
— Пропаду я от такой жизни, — говорит Ашир. — Убегу я от тебя куда глаза глядят.
— А люди что скажут? — отвечает Алтын. — Плохая, мол, Алтын. Жених от нее сбежал. Нет, милый, и я убегу вместе с тобой!
И ушли они детей растить, радость и горе делить. А люди что сказали? А люди до сих пор про них эту сказку рассказывают.
Но есть и другой конец у этой истории. Исчез только жених и нигде его не нашли. Тогда ханская дочь велела продать все свои богатства и на эти деньги построить караван-сарай — гостиницу для путешественников, где б они могли отдохнуть и напоить верблюдов. И еще она велела, чтобы кирпичи для этого здания люди передавали по цепочке из рук в руки через всю пустыню с другого конца страны. Платили им за это большие деньги.
Говорят, что любящая женщина прошла вдоль этой цепочки из конца в конец, заглядывая в лицо каждому, кто передавал кирпичи из рук в руки. Среди бедняков, бродяг и нищих, вставших в цепочку, она и в самом деле нашла своего любимого и куда-то ушла вместе ним. А похожее на крепость здание караван-сарая до сих пор высится над пустыней.
1969
Этому румяному мальчишке больше всего на свете хочется стать мужчиной. Настоящим мужчиной. Суровым и гордым.
Ему надоело, что чуть ли не каждый взрослый может назвать его несерьезным ласковым именем или погладить по головке. Он с отвращением уклоняется от родственных объятий и только ласки матери выносит молча, как жестокую необходимость.
Когда он вырастет, он ничего подобного не допустит. Со всеми нежностями, ласками, поцелуями будет покончено раз и навсегда.
Бедняга! Он не подозревает, что тогда-то все и начнется. Он не станет таким, каким мечтает стать. Вернее, он не останется таким.
