Москвич повернулся и пошел следом за своими, которые только что покинули салон.
Нечваль сунул руку в карман куртки. Как обычно, пачка сигарет была почти пустой — он уже давно привык не обращать на это внимания, зная, что можно угоститься у коллег. Чтобы сигареты были у него всегда , майор должен был покупать сразу блок, рассовывать пачки по карманам и ходить, весь топорщась. Ненавидя себя за то, что сейчас собирается сделать, понимая, что подает нежелательный пример пораженческого поведения, Нечваль все-таки вынул из своего кармана мятую пачку, громко позвал:
— Майор!
Чернявый москвич обернулся. Нечваль демонстративно помахал своей жалкой пачкой.
— Сигаретку хоть дай.
Тот ухмыльнулся, верно истолковав это самое «хоть», достал из другого кармана почти полную пачку, хотел кинуть, даже замахнулся, но потом передумал, сделал несколько шагов к нему, передал. Нечваль посмотрел на название: «Тройка», в Киеве таких нет. Сразу вспомнилось дворовое « Сам пьянел от того, как курила ты «Тройку» с золотым на конце ободком» [2] , достал одну из пачки, глянул — верно, золотая каемочка…
А потом, когда московский коллега уже покинул самолет, смял пачку, раздраженно кинул себе под ноги, не обращая внимания на недовольный взгляд стюардессы. Снова взглянул на часы — а ведь всего за пять минут управились.
Жестом велев своим операм идти на выход, Нечваль пошел первым. Как только ступил на трап, сразу ощутил холод мартовского шереметьевского ветра, поежился, отметив, что в Киеве все-таки теплее. Увидел, как быстро отъезжал черный БМВ, повертел головой, другой машины не увидел.
А вот она — темно-синяя «вольво» подкатила к трапу с другой стороны, из нее вышел высокий мужчина в форме, со своего места Нечваль разглядел майорские звездочки. Что у них, майоров девать некуда…
Высокий быстро подбежал к трапу, козыряя на ходу.
— Майор Брагин, МУР! Нечваль, да? Я звонил, у вас отключено. Пробки, мы чуть застряли, хотя по нашим меркам…
Ощущение катастрофы пришло в следующее мгновение.
Нечваль еще не осознал до конца, как так получилось, почему он это допустил. Но что-то в подсознании, вернее, не что-то , а включившееся на секунду раньше осознания ошибки оперское чутье заставило его не застыть соляным столбом, а развернуться, рвануться обратно в салон. Сбив с ног и перепуганную стюардессу, и оперов, которые пока еще ничего не поняли, майор кинулся на пол, завертел головой, пошарил цепким взглядом.
Пачка «Тройки», которую держал в руках чернявый, еще валялась, заброшенная носком туфли под сиденье…
