Цена одиночества | страница 22
— Ну что, пустыня. И в пустыне жить можно. Тем более, с такой душевной душевой кабиной.
Они засмеялись. На небе светили звёзды. Было тихо. Только шелест песка.
— Песок поёт.
— Точно.
— Ты не грусти. Скоро всё кончится.
— Я не грущу. Просто странно всё. Я часто задумывалась об одиночестве. Кто-то из великих сказал, что люди строят вместо мостов стены, а потом плачут.
— Дело, наверное, в том, что в первую очередь нас учат брать. Научиться отдавать сложно. Все тебе, малыш. Расти, поправляйся. Откармливают, лелеют. Особенно, если ты один. Упражняются в формировании эгоиста, а потом удивляются — почему такой чёрствый. Думает только о себе. А чадо просто не умеет думать о других. Эго, раздутое, как воздушный шарик, требует новых поступлений.
— Если у меня будут дети, я буду воспитывать их по-другому.
— Как по-другому?
— Не знаю. Любить буду.
— Все любят.
— Ну, не за что-то, а просто. И строго буду воспитывать. Ребенку сложно во вседозволенности. Он теряется и не знает сам, чего хочет.
— Это точно. А вообще, воспитывать не надо.
— То есть?
— Просто. Надо просто жить рядом. Проживать каждую минуту вместе. Не отмахиваться, как от надоедливой мухи.
— У моей подруги малышка. Приходят с работы, наспех пожуют и разбредаются по компьютерам. Ребёнок зависает в вакууме. В лучшем случае включат ему мультики. Естественно, пытается привлечь внимание родителей. Целый день в саду, соскучился. Не тут-то было. Вызывает раздражение и ничего более.
— Хоть завоспитывай ты его. Все пустое. Ладно. День прожит. Поздно уже. Надо устраиваться на ночлег.
— Я в машине. Зря, что ли столько дней на неё потратила.
— Давай, я опущу сиденья, устроим тебе кровать.
Марк подошел к Ламборджини, открыл дверь. Сиденья легко опустились.
— Здорово. Никогда не спала в машине. А ты?
— Спал. Правда, не в такой комфортабельной. С отцом, когда он меня забрал на рыбалку, как-то застряли на Байкале. Пришлось ждать почти сутки помощи. Хочешь, плед тебе дам?
— Не надо. Я сейчас представлю что-нибудь. Свой, домашний.
— Дорогой? — улыбнулся.
— Дорогой. В смысле, любимый. Мама дарила на Новый год. С дельфином.
— Ну и здорово. Спокойной ночи.
— Спокойной.
Марк ушёл в палатку. Лера легла на свое импровизированное ложе. Было непривычно. Долго крутилась, искала удобное положение. Вокруг была тьма кромешная. И вдруг стало страшно. Казалось, ничего вокруг нет: ни Марка, ни его палатки. Песок и чёрное небо. Даже звёзды куда-то подевались. Лера расплакалась. Прожитый вечер пробежал перед глазами. Хотелось ущипнуть себя покрепче. Неужели такое может быть? Включить свет, оказаться в своей маленькой комнатке, привычно прожить еще день, второй, двадцатый, сто тридцать седьмой? И что? Что не так? Почему она очутилась здесь, среди этого песка? Что она делала не так в своей жизни? Вспомнила свой дом. Жили в небольшом городке с мамой. Отца не помнила, да и тема эта была запретной. От мамы чётко усвоила — женщина в жизни должна всего добиться сама. Жили скромно. Но мама умела даже с такими скромными доходами наладить быт и выглядеть хорошо. Вечерами она постоянно подрабатывала, и Лера научилась с детства вести хозяйство, готовить.