Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Kнига 2 | страница 25



Память о легендарном царском забавнике жива в русских народных преданиях Поволжья и Сибири, Карелии и Башкирии, в городском фольклоре Москвы и Петербурга. Причем сказители всегда почитали за честь объявить Балакиря своим земляком: сибиряки говорили, будто бы он был сослан в их край и одно время служил там писарем на заводах Демидовых; волжане же величались тем, что последние годы Иван якобы провел в городе Касимове, где имел земельный надел, и т. п. И сегодня фольклористы привозят из экспедиций все новые и новые варианты рассказов о проделках шута. Само словосочетание “шут Балакирев” настолько прочно вошло в народное сознание, что стало синонимом таких устойчивых выражений, как “шут гороховый” и “шут полосатый”.



До нас дошел рассказ о том, как Балакирев придумал первую петербургскую пословицу: “Однажды Петр I спросил у своего шута: “Ну-ка, умник, скажи, что говорит народ о новой столице?” – “Царь-государь, – отвечает Балакирев, – народ говорит: с одной стороны море, с другой горе, с третьей – мох, а с четвертой – ох!”. Царь закричал: “Ложись!!”. И тут же наказал его дубинкой, приговаривая с каждым ударом: “Вот тебе море, вот тебе горе, вот тебе мох, а вот тебе и ох!”.

Еще один пример неистощимого остроумия Ивана: “Шут Балакирев просил Петра Великого дать ему должность, и тот пообещал ему. Балакирев сказал ему, что он малограмотный, и поэтому просил дать ему должность мухобоя. Однажды к Петру Великому приехали два немецких министра. Они были лысыми. Вот села муха одному министру на лоб. Тогда шут Балакирев взял в руку мухобойку и ударил министра по лбу. Министр покраснел, а Петр Великий набросился на шута. Шут Балакирев сказал: “Вы дали мне должность мухобоя. А если муха села на лысину такого важного лица, то должен же я ее убить”.

В другом анекдоте Петр привлекает шута для борьбы с ненавистными ему староверами – противниками реформ. “Как бы мне отучить бояр от грубых привычек их?” – сказал однажды государь Балакиреву. – “Мы их “попотчуем стариной”, – отвечал последний, – а чтоб действительнее была цель наша, то мы состроим свадьбу какого-нибудь шута придворного”. – “Ну и дело, – сказал государь, – Исайков надоел мне просьбами о женитьбе. Ты будешь его дружком и поусерднее попотчуешь их стариною!” – “Только вели, государь, побольше купить жиру, перцу и самого дурного полугару”, – сказал шут. Во дворце Лефорта Балакирь устроил все к свадьбе в старинном вкусе и обычаях, а государь приказал, чтобы к назначенному дню все вельможи со своими женами съехались в старинном русском наряде. Наконец началась пирушка. Балакирь, как дружка жениха, преусердно потчевал гостей стариною, а особливо тех, которые негодовали на нововведения царя. Когда же недоставало его усилий к угощению, то он просил о том государя, которого повеление довершало намерение. Можно представить, как приятно было такое угощение даже самым грубым староверам, которые, не оставляя старых обычаев, платья и бороды, познакомились, однако ж, охотно с лучшими кушаньями и винами. И как жестока была для них такая насмешка! С тех пор они стали не так грубы, как прежде”.