— …к Тоньше тебя приревновала… Пришла, а ты поешь эту песню. Про нее, думаю…
— …за ребятишками нам будет приглядывать… Ребятишек мноо-го у нас будет!
Рядом в снегу валялся старенький Юлькин портфель.
— Только сначала школу закончи! Плохо учиться будешь, драть ремешком буду и замуж не возьму! Поняла?
Засмеялась счастливо Юлька, подставила лицо низкому холодному солнцу. Светились вокруг березы…
Надумал Павел домой вернуться, совсем было решился, да дед Футынуты отсоветовал: дома не горит, а в лесу и пользительно, и при деле ты, парень!
И опять каждый вечер прибегала Юлька в сторожку. Пылала боками железная печка, наполняя избушку особым теплом и уютом. Ладили мужики туеса. Приспособилась и Юлька расписывать их, разрисовывать крышки. Дед к ее приходу затеивал представления: мастер был на выдумку! Возьмет простую солому, в пучочки ее свяжет, косицы из кудели сплетет, и готовы девицы-красавицы. Радуется Юлька, как маленькая, а дед Футынуты хитренько на нее посматривает, будто говорит: погоди, то ли еще будет, и достает из ларя сито попросторнее, поселяет в него соломенных красавиц.
Мой миленок, как теленок,
только веники жевать!
Проводил меня до дому —
не сумел поцеловать!
Дед поет озорно, а руками сито потряхивает. Как потряхивает, разглядеть невозможно, потому что уж очень потешное зрелище в сите разыгралось: соломенные девушки пошли в пляс, то парами кружатся, то хоровод выводят, то каждая в отдельности трепака дает! Хохочут Юлька с Павлом, и деду радость. На другой раз другое придумывает. Дровосека, например, раз соорудил. Совсем живой мужичок с ноготок получился. Да деловой такой, сноровистый! Без устали колет и колет невидимые дровишки. А и весь секрет-то в том, что дед незаметно под столом за ниточку подергивает.
«Эх, ладная у меня семейка будет! — радовался про себя Павел. — Это разыграй такое представление перед мальцом, ведь всю жизнь детство помнить будет! Да и сам всему обучится живо. Только бы пожил подоле дед наш Футынуты».
А когда убегала Юлька домой, продолжал вслух мечтать про будущее свое житье:
— А вот ты можешь, дедушка, сплести из прутьев зыбку? Знаешь, какая была бы легкая? Это тебе не деревянная!
— Решился ты, Панка, ума от любови навовсе! — смеялся дед. — Зыбку! Торописся больно! Ты сперва оженись!
Глядя в звездное небо за окном, сознавался Павел:
— Правда, что решился ума. Только ни о чем не могу другом думать, дед: во сне вижу мальчонку, сына будто своего. И ведь одного и того же вижу, вот в чем штука странная!
