Сейчас песню выносила Юлька, Голос у нее был не очень сильный, — и поднимала она песню невысоко, но это придавало ей задушевность, сердечность.
Песня растворилась в ночи. Павел вспомнил:
— А у нас в классе Тоньша Козлова выносила всегда. И добавил, помолчав: — Где-то не видно ее в деревне.
— Тонька-то! — встрепенулась Лариска. — Так она же в войну ФЗО кончила, в городе теперь работает. А по субботам приезжает. На танцы. Ага! Ох и танцует!
— Правда? — оживился Павел. — Приезжает?
Таким радостным Юлька не видела Павла за весь день. Она отвернулась от костра. Далеко, на фоне остывшего неба, увидела жеребенка Орлика. Она пошла туда. В нескольких шагах от костра уже ничего не было видно, наверно, поэтому никто не заметил, как она исчезла, никто не окликнул.
Незаконченным рисунком застыл вдали Орлик, будто ждал Юльку. Она трепала его гриву, кормила хлебом. Теплые губы щекотали ладони. Отсюда костер казался свечкой.
Когда она вернулась, все танцевали, напевая каждый себе мелодию самого знакомого вальса:
После тревог
Спит городок…
Соня первой заметила Юльку, зашептала что-то Павлу — ее он кружил по стерне.
— Ульянка! — обернулся Павел. — Прошу, мадемуазель! — пригласил галантно.
— Не умею я…
— А я тебя научу!
— У Авдотьи моей капустка хороша! — ругнулся из шалаша дядя Ларивон. — Вы угомонитесь нынче?
Танец не состоялся.
— Приходи в субботу в клуб, я тебя научу!
— Не хожу я в клуб.
— А ты приходи, большая уже…
Как волновалась Юлька, собираясь в клуб. Нагладила свое единственное выходное платье, начистила мелом тапочки, так что он сыпался с них белой пылью. Повертелась перед зеркалом. Нет, чего-то недостает! И тут взгляд ее скользнул, а потом надолго задержался на белоснежном полотенце, обрамлявшем, по обычаю, передний угол горницы — божницу. Не раздумывая, Юлька откромсала кружева, торопясь, пришила к платью. Вот теперь совсем другое дело! Она даже на табуретку взобралась, чтобы всю себя рассмотреть в потускневшем от времени зеркале. Кружевной воротник нарядно оттенял нежный загар лица. Радостная, полная неясной тревоги, выпорхнула она за калитку.
— Улька! — долетел до нее возмущенный голос матери, — Ты сдурела, ли чо ли? Полотенце-то! Ведь бабушкино полотенце-то! Память последняя!
Но разве до этого было Юльке? Едва касаясь травы, влажной от вечерней росы, торопилась она на голос гармошки:
После тревог
Спит городок.
Я услышал мелодию вальса
И решил заглянуть на часок…
В клубе было людно, не сразу и разглядишь танцующих.
