А рядом с мертвым штабс-капитаном, прислонившись тоже спиной к стене, чтобы не потерять равновесие, снимал сапог Юрий Муравьев…
«Зачем это он?!» — подумал подполковник.
В том, что делал Юрий, было унизительное, для самого Барановского невозможное. «Что ты делаешь! — хотел он крикнуть. — Не снимай сапог!» Но, встретившись со взглядом Юрия, не крикнул. Взгляд этот, который Барановский так хорошо знал, — мягкий, немного застенчивый, казавшийся умным, теперь не выражал ровно ничего, кроме смертельного, покорного ужаса. Такой взгляд Барановский видел однажды в имении под Казанью, где крестьяне-татары резали телку, старательно уложив ее головой на восток. Огромные, выкатившиеся глаза животного смотрели так же мучительно и безнадежно…
Подполковник отвернулся.
Между тем Муравьев уже стоял на черной земле в одних носках под дулами винтовок, когда кто-то, видимо, старший, в кожанке и кожаной фуражке, с желтыми, прокуренными усами крикнул:
— Постой, братва! Андрей идет.
Готовые стрелять приостановились. К ним быстро подошел парень в разорванной косоворотке. Парень этот был схвачен накануне белым дозором на станции как лазутчик и допрошен, но расстрелять его не успели, и вот он был на свободе.
— Он тебя пытал? — кивнул рыжеусый в сторону Муравьева.
— Все они одним мазаны, — буркнул парень, не глядя на поручика.
— А ну, держи по такому случаю! — крикнул один из вооруженных и бросил свою винтовку парню в косоворотке.
Тот вскинул руку и схватил трехлинейку за ствол.
— Не может быть пощады палачам трудового народа, — сурово провозгласил рыжеусый и, повернувшись к Барановскому, добавил зло: — Чего ждешь, падло? Разувайся!
Подполковник наклонился, взялся за голенище и в тот же момент, стремительно, распрямившись, ударил рыжеусого головой в живот. Тот согнулся; глотая воздух, а Барановский метнулся в сторону и сильным рывком вырвал винтовку из рук ближайшего бойца. И тут же, держа ее на весу, выстрелил. Один красноармеец повалился на бок, а остальные замерли, оторопевшие. Подполковник перескочил через убитого и побежал вдоль стены.
Потом много лет ему часто снилась эта стена. Она казалась бесконечной, и он бежал вдоль нее, задыхаясь, с огромным трудом отрывая от земли отяжелевшие, неповинующиеся ноги, а стена все не кончалась, и он просыпался в холодном поту от боли во взбудораженном кошмаром сердце.
На самом деле стена была короткой, и он достиг конца склада прежде, чем красноармейцы опомнились и успели выстрелить. Круто завернув за угол, он выскочил прямо на мокрые черные рельсы, по которым двигался бронепоезд — зеленые железные коробки, пересеченные пунктирами шишек-заклепок, похожих на присоски на щупальцах осьминога. Выдвинутый вперед тендер толкнул подполковника в бедро гладким холодным буфером, однако с ног не сбил, потому что поезд шел очень медленно. Барановский успел пересечь рельсы, и бронесостав отрезал его от преследователей.
