— Вы все поймете, — сказал я — Вот с вас-то мы и начнем Раздевайтесь.
Это всех ошеломило. Оливия ахнула и посмотрела на меня изумленно. Брейтвейт уставился с явным возмущением. Маленькая блондинка тоже явно считала меня чудовищем.
— Что? — переспросила она.
— Вы же все слышали, — сказал я. — И не пытайтесь доказывать, что вы не в счет, потому что считаете себя сторонним наблюдателем. Вы, может, и невинны в каком-то смысле, но к этому делу уж точно причастны. Вы работали на доктора Хэролда Муни, независимо от того, спали с ним или нет.
— Разумеется, нет! Такое может утверждать только грязный лжец! И если вы думаете, что я разденусь в присутствии всех вас…
— Не надо притворяться, дорогая, — усмехнулась Оливи».
— Вы же знаете, что разденетесь с удовольствием, вот только бы еще все зрители были мужчинами.
— Оставьте, док, помолчите! — попытался я урезонить Оливию. И обратился снова к блондинке: — Давай, Дотти. Не заставляй меня быть грубым.
— Сэр, — произнес Брейтвейт. — Сэр, я не думаю…
— Давай же, — сказал я угрожающе, — выполняй приказ, Дотти!
Она помедлила, затем гордо откинула голову, отчего меня пронзило воспоминание об Антуанетте Вайль, живой еще так недавно. Еще одна барышня, которая поневоле ввязалась в игру, что ей не по зубам. Дотти бросила укоризненный взгляд на Брейтвейта, явно обвиняя его в этом унижении, его, а не меня. Она быстро расстегнула сверху вниз свою униформу, сбросив ее, как пальто, и передала мне. Розовая нейлоновая комбинация взвилась над головой и тоже оказалась в моей руке. Ничего я не обнаружил. Оставшееся не имело смысла снимать, разве что белые туфли.
Она с вызовом стала расстегивать лифчик. Она уже упивалась собой, ситуация доставляла ей какое-то извращенное, противоестественное удовольствие — она стояла перед нами почти нагая, а все на нее смотрели, хотя и пытались отвести взгляды.
Лифчик был таким, что в нем ничего не скроешь, кроме того, чем одарила природа. Я откашлялся.
— Необходимости в этом нет, — сказал я. — Снимите только туфли и переверните их подметками вверх. Отлично. Приношу свои извинения, мисс Дарден. Когда мы отсюда выйдем, можете дать мне пощечину. Мистер Брейтвейт, ваша очередь.
Он покраснел — ему и так трудно было не коситься на ладно сложенную девушку совсем рядом с ним. Очень спокойно и раскованно, даже с легкой улыбкой, она принялась одеваться, словно в своей спальне. Словно на милю вокруг не было ни одного мужчины, не говоря уже о том молодом человеке, с которым она, выражаясь старомодным языком, уединилась этим вечером.
