— Нет, не трогай ее. Это просто девочка, она заблудилась, я даже как ее зовут не знаю, — начала заступаться Лена, успевшая встать и оправить вздернутый халатик.
— Тем лучше, будет считаться пропавшей без вести, безымянной. Слушай, — протянул парень, явно что-то задумавший, — а что если нам из нее не только безымянную, а безрукую и безногую сделать, а? И плевать тогда на того мальчика, которого ты проворонила, будет новая у нас достопримечательность.
— С ума сошел? Одно дело попрошайничеством заставлять заниматься детей, а другое — калечить! Это ведь преступление! А если поймают тебя, то ведь не отговоришься просто так!
— Хватит тут причитать, и без тебя все понятно, — Гриша резко махнул рукой в Ленину сторону так, что та отшатнулась, боясь, что получит удар по лицу. Приятель же тем временем переключил свое внимание на Оксану, которая беспомощно, открытая любому посягательству, сидела на диване. Только рюкзак мог служить преградой, но и она легко рухнула, когда парень потянул его на себя, порвав лямки. Оксана закричала, а потом бросилась на обидчика что было сил, укусила, поцарапала лицо. Гриша завыл, словно раненый зверь.
— Ах ты… — даже матерных слов такой мощности не приходило ему в голову, чтобы выразить ураган эмоций, бурлящий в нем как в котле какой-нибудь ведьмы. Обхватив девочку двумя руками, он поставил ее перед собой, зажав хрупкое тело между собственных колен, — с характером девка, люблю таких. И на мордашку симпатичная. Да, калечить тебя смысла нет. По крайней мере, сейчас. Посмотрим, как ты работать станешь, а там и сориентируемся. Может, вырастешь да похорошеешь, покладистой будешь, быстро найду тебе женихов-то, каждый день разных, вернее ночь!
Слова его Оксана понимала плохо, потому что шутил он или не шутил на своем языке, она не понимала, поэтому не знала, бояться его слов или нет, но вот хохот, последовавший после, действительно заставил ее внутренне содрогнуться.
Содрогаться после знакомства с Гришей и Леной Оксане приходилось потом не раз. Она стояла на перекрестке около большого продуктового магазина и швейной мастерской, просила милостыню. Подавали плохо, потому что петь или словами говорить Оксана категорически отказывалась, а что-то делать еще, например, танцевать, она не умела, да и не собиралась учиться. Иногда Гриша срывался и бил не только Лену, но и Оксану. Теперь у него было, на ком отвести душу, и он вдоволь пользовался этим. Лена молчала, не сопротивлялась, а вот девочка все больше приходила к мысли, что пора делать ноги, иначе этих самых ног скоро у нее может совсем не стать. И как нарочно, терпение малышки вздумало кончиться именно тогда, когда на улице стало холодать. Хоть и не было в этом городе страшных каких-то морозов, но пробирало иной раз тоже не слабо, особенно ночами. Но, как говорится, раз терпение иссякло, ноги сами ведут, тут уже не смотришь и не рассуждаешь как лучше, а как не очень. В Оксаниной ситуации все, что находилось за пределами этой квартиры, могло считаться куда более лучшим.
