Едва держа в зубах ручку, Оксана нацарапала неровные каракули: «Бежым далеко». Продолжая в голове анализировать, но не до конца понимая все, что только что узнал, Коля уже готовился уходить. Где искать собаку он не знал, но, во что бы то ни стало, решил привести ее к больнице, чтобы помочь Оксане. Это был его шанс исправить громадины собственных ошибок. Пока он двигался по коридору, он придумал одну штуку. Подошел к дежурившей медсестре и с самым непринужденным видом, напустив максимум убедительности на лицо, заговорил.
— Здравствуйте, мужчина в палате № 5 говорит, что ему срочно из квартиры понадобились сменные, извините, трусы. Когда к нему жена придет — неизвестно, и он меня попросил шустро сбегать, а вот адрес объяснить внятно не может. Вы ведь сможете сказать мне, куда идти?
Женщина, явно давно разочарованная в собственной работе, в том, чем каждый день ей приходилось заниматься, вместо того, чтобы налаживать трещавшую по швам личную жизнь, недоверчиво посмотрела на незнакомого мальчика.
— Это укушенный что ли? — Коля закивал, выжидая, пока медсестра решится. А та уже наслышалась от санитаров, что мужик с прибабахом, всякую ерунду городит, да и не трезв к тому же, так что, связываться не хотелось, — хорошо, если так неймется тебе, отправляйся вот по этому адресу.
В Колины руки упала половинка тетрадного листа с указанием направления. Честно говоря, женщина бы направила мальчонку немного дальше и неприличней, но, опять же, мало ли чем это для нее обернется. Коля же, довольный своей первой удачей, словно на крыльях, помчался искать Найду.
Они все продумали: бежать нужно было ночью и лезть через окно. Когда-то Оксана уже лазила в окна, так что не боялась этого. Гипс с рук так и не сняла, потому что они пока не зажили. Да и Коля отговорил. Вообще, побывав в Оксанином доме, увидев запустение, над которым командовала женщина не меньше запущенная, словно королева нищеты, он решил, что во всем теперь станет помогать подружке. Пропадет она одна — это было яснее ясного. И не простит потом себе Семечкин, если уйдет в другую сторону от этой, отчего-то такой родной девчушки. Наверное, он мог назвать ее сестренкой, но что-то и еще было, что не объяснить он не мог никак. Просто с ней ему было легко и спокойно. Также очевидно было теперь, что в интернате Оксане жизни тоже не будет. Это до поры до времени просто насмешки, а когда она вырастет, то одними словами дело не ограничится, даже думать страшно, к чему это все приведет. Впрочем, Коле-то уже не страшно, в стенах интерната он всякое видел, по его рассказам можно таких фильмов ужасов наснимать, что Голливуду и не снилось. Но сейчас речь не о том.
