Первым сделал это Пикассо, подбросив под дверь своей новой знакомой прямоугольник клетчатого тетрадного листа, на котором значилось: «Привет! Меня зовут Коля». Ответа не последовало. Оксана вопросительно смотрела на клочок бумаги, словно не понимая. На самом деле так и было оно — девочка не умела ни читать, ни писать. Тогда Коля придумал приносить альбомные листы, на которых рисовал красками буквы алфавита в печатном варианте. Так постепенно, шаг за шагом, буква за буквой, Оксана осваивала грамоту. Темпами, которые Семечкин с гордостью мог назвать бы спринтерскими, то есть через три недели и четыре дня, Оксана уже написала свое имя. А потом стала составлять даже целые предложения. Однажды он пришел как обычно к двери, а оттуда ему сразу прилетела записка: «Рада видить тибя! Я хачу гулять». Лицо мальчика просияло от восторга: маленькая затворница мало того что пишет теперь целыми предложениями, так еще и хочет выйти наружу. Вот это да!
Мигом Коля побежал к старшей воспитательнице, чтобы попросить отпустить с ним Оксану на прогулку. Хорошо, что лето было в самом разгаре, и можно было не волноваться о теплой одежде, простуде и так далее, а выйти как есть — налегке.
Они шли, не касаясь друг друга. Шаг в шаг. В одном ритме. Оксана спешить не могла, потому что много времени проводила на корточках, мало двигалась, так что мышцы почти совсем атрофировались, и сил в ногах почти не было, но Коля и не торопил подругу. В том же темпе что и она, Семечкин гулял в тени небольшой аллеи, потом свернул к клумбе со скамейками, заметив, что спутница подустала. Присели. Молчали. И только Коля собрался сказать что-нибудь, например, поделиться творческими задумками, рассказать, что здорово было бы нарисовать вон ту березку или воробья, приготовившегося совершить прыжок с дубовой ветки, как к ним подошли интернатские ребята, в числе которых была Рената и Жидкий. Коля даже не успел подумать, как должно быть страшновато воробушку прыгать. Теперь самому Кольке, кажется, пришло время пугаться, потому что тон товарищей не оставлял вариантов.
— Посмотрите только на этих голубков, просто прелесть, — съехидничал старший из ребят Никита Морозов по прозвищу «Клещ», потому что таким он был въедливым, что спасу нет! Как прицепится с каким-нибудь своим подколом, так не знаешь потом, что сделать, чтобы оставил он свои шутки-прибаутки. Вот и теперь придумал характеристику, против которой, Коля знал, протестовать бесполезно как минимум месяц.
