– А это он, наверное, сейчас сам расскажет. Ты же знаешь, человеку всегда нужен слушатель. Писателю тем более, на то он и писатель. Причём, знакомиться с такими тружениками пера полезно хотя бы для того, чтоб самому не свалиться в клоаку словоблудия, – Ангел оглянулся. – Эй! Ты где?
Откуда-то сбоку, как бы действительно из-за киноэкрана, с готовностью вынырнул Подсолнух. Казалось, он только и ждал, когда позовут и оценят всю его невыразимую выразительность. Четыре подсолнечные головы отливали золотым пушком, разгоняя негустой мрак пустыря и отбрасывая блики на спокойную в этот час Москву-реку.
– О чём там посреди вас спор, любезный? – спросил Ангел. – Вы никогда не устаёте выяснять вопрос – кто из вас четверых прав. Так поделись с нами своими соображениями. Может быть, мы присоветуем что-нибудь, если сможем разобраться в ваших нескончаемых спорах.
– Конечно, мы всегда спорим о главном, – ответила одна голова. – Имеет ли мир начало во времени и какую-нибудь границу своего протяжения в пространстве или мир безграничен и вечен?
– Существует ли где-либо, – подхватила вторая голова, – неделимое и неразрушимое единство или всё делимо и разрушимо?
– Свободен ли я в своих действиях, – вклинилась третья, – или же, подобно другим существам, подчиняюсь руководству природы и судьбы?
– И ещё, – подытожила четвёртая голова, – существует ли высшая причина мира или все вещи природы и порядок её составляют последний предмет, на котором мы должны остановиться во всех своих исследованиях?
– Видал, – уважительно кивнул Ангел, – а ты говоришь!
– Всё равно, – упёрся Никита, – к литературе я бы его близко не подпускал. Так писать – это выказывать неуважение не только к читателю, но и к самому себе. А ежели он сам себя не уважает, так пусть не ждёт этого от меня, как от случайного читателя и случайного прохожего.
Подсолнух снова принялся обиженно сопеть и раздуваться. Назревал очередной скандалешник, но тут сзади послышался негустой уверенный баритон:
– А можно я попытаюсь ответить на ваши антиномии?
Все оглянулись. В сторонке, стараясь до того не привлекать к себе внимания, стоял Женя Моргенштерн. Стоял, скорее всего, с самого начала, но не встревал. А тут «не вынесла душа поэта» и, только он обозначился, сразу же на спине его модной курточки вспыхнул огонь. Он поспешно скинул курточку и принялся сбивать пламя, топча курточку ногами.
– Тебе кто сюда позволил явиться, дружок? – тоном строгой педагоги вопросил Ангел. – Мы свои проблемы решаем без помощи посторонних. Тем более, ты не писатель вовсе.
