Никита попробовал заглянуть в ближайшее к нему помещение.
Дверь, окованная ржавым кровельным железом, оказалась запертой. Открылась только третья дверь, за которой была келья тоже со стрельчатым потолком и окнами-бойницами, забранными в тяжёлые толстые решётки. За единственным обшарпанным некрашеным столом, притуленным между окнами, спиной ко входу сидел человек.
Во всяком случае, человеческая фигура была в неприютной комнате единственным заслуживающим хоть какое-то внимание предметом. Потому что красный бархат расшитого изумрудным узором халата, в который кутался человек, привлекал внимание постороннего. С одной стороны стола стояло причудливое кресло с высокой спинкой и вылинявшей до дыр обивкой, но человек сидел на простом грубом табурете, тоже не крашенном, как и стол, просто почерневшим от времени.
Никита, обрадовавшись встрече хоть с кем-то в этом необычном тюремно-больничном заведении, несколько раз кашлянул, стараясь привлечь внимание человека. Но тот, склонившись над столом, не обратил на вошедшего никакого внимания. Тогда гость сделал несколько осторожных шагов по комнате и заглянул человеку через плечо. В руках тот вертел камертон. Затем вдруг бросил его в алюминиевую миску и долго слушал, как затихает звук инструмента.
– Ты всё-таки пришёл, то есть, не преминул прийти? – не оборачиваясь, спросил человек, ещё плотнее запахиваясь в толстый домашний халат, ничуть не похожий ни на больничную, ни на тюремную одежду. Поскольку в комнате больше никого не было, то ждали, вероятно, Никиту.
– Да, – кивнул гость. – Только мы разве знакомы?
От Ангела можно было ждать что угодно. Он мог объявить Никиту спасителем человечества или, на худой конец, всенародным целителем. Мало ли почему человек ждал Никиту? Перестраховаться в любом случае не мешало. Причём в этот раз, явившись спасителем от нападок Подсолнуха на остановке, офеня был без своей коробушки с книжками, деревяшками и монистами. Наоборот, одетый в новенькие джинсы и джинсовую курточку с выглядывающей из-под неё красно-кровавой рубашкой, Ангел выглядел очень даже клеевым пацаном. У них, в ангельском блокгаузе, тоже какая-нибудь партийная перестройка или просто статус поменял.
Человек в келье не обратил внимания на вопрос гостя. Скорее всего, никакой ответ был вовсе не нужен. Человек хотел говорить сам и иметь слушателей. Как это всё же важно – иметь слушателей. Любой из живых людей много отдаст за то, чтобы иметь внимательно слушающую аудиторию. Гордыня власти над чьим-то сознанием – о, как ты сладка!
