Арест? – мелькнуло молнией, но тут же испарилось предположение. А вот в стороне от костра двое чужих: один в белом балахоне – ну точно ангел, если бы не короб с деревянными ложками, иконами, книжками. Рядом с коробейником – молодой парень в спортивном костюме, прошитом разноцветными ленточками, расписанном нерусскими буквами. Провокаторы? Похоже на то. Хотя какие могут быть провокаторы внутри Лубянского саркофага? И коробейник с дешёвым лубочным товаром, какими путями здесь оказался?
От размышлений его отвлекли голоса суетящихся у огня людей. Совсем рядом стояли двое в кожанках, незлобливо переругиваясь и не обращая на незваного гостя никакого внимания. Впрочем, похоже, что кожаным чекистам на других присутствующих внутреннего двора Лубянки было ровным счётом наплевать.
Но одна поразительная деталь впечатляла и давила своей невозможностью: лиц у кожаных не было! То есть был какой-то бесформенный расплывающийся пульсирующий блин безо рта, носа, глаз… Бред! Как может быть то, чего быть не может?
Всплески жадного огня высветили глухую стену здания с намалёванной прямо поверх штукатурки картиной. Вернее, это была даже не картина, а огромная репродукция Врубелевского «Поверженного демона».
– Смотрите, он здесь! – раздался голос Адриана. – Это икона, икона Люцифера!
Все присутствующие принялись разглядывать настенную роспись, предчувствуя близкое свидание с изображённым на ней херувимом, только безликие кожаные роботы всё так же суетились у огня, сжигая какие-то бумаги, циркуляры, протоколы, письма. В руках одного из них появилась кипа мелко исписанных листов с пометками на полях и густой чернильной правкой. В свалившейся откуда-то наэлектрелизованной тишине ещё явственней затрещали поленья.
– Ты читал это? – спросил один из кочегаров напарника.
– На компромат мало похоже, – ответил тот. – Смахивает, скорее, на сочинение неграмотного школьника об утопическом светлом будущем, построенном на наших осколках.
– На чьих?
– На твоих, балда.
– Ишь, разговорился! – буркнул второй кожаный. – Отставить разговорчики! Мы – настоящие строители светлого будущего. Но пустим туда не каждого, так что бросай в огонь эту галиматью. Пусть горит синим пламенем.
Его товарищ принялся по одному-два листа кидать в костёр. Буквы на белых, ещё не успевших вспыхнуть, листах высвечивались вдруг радужным семицветием. Снопы искр, будто маленькие человечки, перепрыгивали по чернильной вязи, а затем сам листок в мгновение ока закутывался в пламя, превращаясь в серый скукоженный пепел, с пробегающими тут и там бордовыми огоньками сожжённых желаний и судеб.
