Данилов повернулся к Каранелли, захотел что-то сказать, но тот, прижав палец к губам, другой рукой мягко надавил на плечо Николая, вжимая в мох. И именно этот жест, простой и естественный, вдруг окончательно поменял все в душе офицера для специальных поручений при штабе главнокомандующего русской армией. Имение под Дорогобужем, родители, Московский драгунский полк, Ирэна, Анна Истомина, штаб Кутузова, лучшие друзья — все осталось только в памяти, и никогда больше не появится в его жизни, так круто изменившейся. Ревущее железо, стремительно двигающееся по большаку, отрезало его прошлое, теперь уже нереально далекое. И только рука, заботливо, именно заботливо, прижимающая плечо, была тем единственным, что связывало его с двадцатью семью годами прожитой жизни. Рука заклятого врага.
Лежа в кустах на обочине дороги, Данилов вдруг неожиданно понял, что прошлое человека — это единственная его защита перед будущим. И хотели бы они того или нет, но стали друг для друга точкой опоры, потому что являлись последней частичкой прошлого, прорвавшегося сюда. Каранелли понял это намного раньше, а потому и стал вытаскивать Николая, рискуя головой.
Луи оторвал палец от губ и ткнул в сторону поворота дороги, из-за которого выползло новое чудище, лязгая железом. Приземистая массивная надстройка, ни на что не похожая, несла пушку. То, что это именно пушка, Николай догадался сразу, и ужаснулся, представив, что она может беспрерывно выплевывать ядра или гранаты, не останавливаясь даже на секунду.
Колонна шла и шла, и Николай подумал: дивизия Неверовского, спасшая русскую армию от окружения тем, что на этой самой дороге задержала Наполеона на сутки, отразив сорок атак Мюрата, не смогла бы противостоять даже одному такому механизму. Он бы просто проехал через плотное каре, которое стало камнем преткновения для Мюрата, не снижая скорости. Потом Данилов сообразил, что сейчас по большаку идет наступающая армия. Куда? Дурацкий вопрос! Через семьдесят верст Смоленск. А чья это армия? Вот это уже вопрос поинтереснее! Он вспомнил кричащего в повозке сержанта. Немцы? Под Смоленском? Прусаки, которых русская армия не смогла защитить от французов? Ну ладно бы еще австрийцы, но немцы! О времена!
Колонна прошла, грохот стих вдали.
— Неужели немцы? — вопрос был обращен даже не к Луи. Так, куда-то в пространство.
— Да. Только их сейчас еще то фашистами, то гитлеровцами называют.
— Почему?
— Не знаю. Медсестра так говорила.
