— И не говори, — согласился Курт, скосившись на помощника; Бруно нахмурился, исподволь показав начальству кулак под столом.
— Он был сильным. Максимилиан наверняка многое у него унаследовал, кроме имени. Хотя отец говорил, что давать ребенку имя покойника плохая идея, но я думаю — это суеверие. Сколько на белом свете людей с похожими именами, средь них и именами давно почивших?.. Я назвала его именем его отца. Он тоже никого и ничего не боялся…
— И это его сгубило, — предположил Курт; Амалия неопределенно шевельнула плечами:
— Наверное, можно сказать и так… Он любил плавать. Знаете ведь, какие пороги на мельничных реках? он любил их преодолевать. Камни, низкое дно, коряги в выбоинах, целые водопады — а он их проплывал. Иногда уходил купаться ночью, когда ничего не увидеть — и все равно выплывал невредим, даже не ранился о валуны в воде. Я… я, бывало, приходила на это посмотреть. Это было зрелище жуткое такое и… не знаю… Я, наверное, тогда в него и влюбилась. А однажды он ушел и не вернулся. Мы отправились на поиски, а нашли только одежду на берегу — и все.
— А тело? — уточнил Бруно; ее передернуло.
— Через четыре дня, — ответила Амалия тихо. — На несколько миль вниз по реке; застряло в корягах у берега. Я его едва признала. Знаете, рыбы… и хищники… А через пару месяцев я поняла, что в положении. Отец был в ужасе… Но, накричавшись, успокоился. В этом вы правы, с отцом мне повезло. Я боялась, он невзлюбит внука, но напрасно — пока он был жив, соседи хоть и ворчали вслед, но все ж на откровенные гадости не отваживались. Но когда отец умер, все стало совсем плохо. Работники от меня разбежались, мельница наша в округе не единственная, заезжать к нам перестали… Да и не это главное, выжили б как-нибудь. Тут в самих соседях дело.
— Неужто все было настолько серьезно, что пришлось сниматься с места?
— Нам ворота мельницы облили смолой, майстер инквизитор, — болезненно улыбнулась Амалия. — И ведь не поскупились же. И сказано было — вроде как и не напрямую, но все ж сказано — что в другой раз смола-то может и загореться… Быть может, и с этим можно было б сладить, но скажите — как мне учить ребенка жить в окружении таких людей? Или он должен будет впредь поставить их на место, или за собой признать место, которое они ему указали, иначе никак. И вот так выходит: или вечная вражда, или унижение. А я ни того, ни другого для своего сына не хочу.
— И сколько ты намерена от этого бегать? — с невольной укоризной спросил Курт. — Ведь не вечно же. Везде будут люди — точно такие же. И проблемы те же самые. А ведь жизнь на месте не стоит.
