Она подошла к стеллажу из молочных ящиков у кровати и стала рассматривать стоящие на нем книги.
– Хочешь вина? – спросил Нейт.
– Конечно.
По пути в кухню Нейт зевнул. Время было позднее, и они уже пообедали.
Вино, купленное заранее в «Тэнглд вайн», стояло на столе в пластиковом пакете. Нейт вытащил пробку, взял два бокала и, держа их за ножки в одной руке, вернулся в комнату.
Ханна стояла на том же месте посредине комнаты. Нейт поставил бокалы и бутылку на полку и подошел к ней.
Первое – да и второе – общее утро выдались суматошными, беспокойными, и на этот раз Нейту не хотелось спешить.
Он поцеловал Ханну. Она была почти одного с ним роста. Ему даже почти не пришлось наклоняться. Руки соскользнули с талии под рубашку. Спина у нее была крепкая, жилистая. Он нащупал застежку бюстгальтера и почувствовал ее руки у себя на спине – пальцы, мягко разминая поясницу, двигались по кругу под резинкой трусов-боксеров. Полному удовольствию мешало осознание того, что он поправился, слегка раздался в боках и спереди. Нейт попытался подтянуться, напрячь мышцы.
Он подтолкнул Ханну к кровати, выключил настольную лампу, придававшую комнате сходство с учреждением, и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Глаза уже привыкли к темноте, и он увидел, что Ханна смотрит на него с кровати. Поймав его взгляд, она стащила через голову блузку.
Нейт налил вина в бокал и подал ей. Пока Ханна пила, он сидел рядом, поглаживая ее груди. Она отдала ему бокал и расстегнула джинсы. Нейт отставил бокал, толкнул Ханну на спину и, стянув джинсы, прижался к ней…
Как и в прошлые разы, водоворот нахлынувших чувств захватил его почти мгновенно и с удивительной силой. Последние перед Ханной – с тех пор прошло несколько месяцев – встречи с женщинами, которых он едва знал и не имел желания видеть снова, проходили до странности равнодушно, как будто он занимался мастурбацией.
Ни он, ни она никаких изысков в сексе не искали, довольствуясь непритязательной «миссионерской» позицией, и его это вполне устраивало. Ханну, похоже, тоже. Ее тело отзывалось на каждое прикосновение, и именно это нравилось Нейту больше всего. Это и еще – полное отсутствие искусственности: не надо притворяться, играть роль, подстраиваться под чьи-то ожидания. И острота ощущений, при всей ее загадочности, и временное забвение были настоящими, реальными. Кончив, он замер, прижавшись лицом к ее шее, вздрагивая от прокатывающихся через него волн нежности…
