Самый старый из стариков ударил длинной дрожащей колотушкой в центр бубна. Пронесся глухой вибрирующий звук, похожий на пение оборванной струны. С веселым усердием и неподвижными лицами все ударили по бубнам. «Аайангааа-а-а-ай», — запел Рентыиргин заунывно и в нос. «Ах-ах-айанга-йа-йа», — повторили старики. Одним и тем же движением они подымали гибкую колотушку вверх и опускали ее на гулкую кожу, словно по команде раскрывая рот и тряся головой.
Шесть бубнов производили оглушительный и печальный грохот. Иногда стук учащался. Колотушки ударяли плашмя по всему бубну, захватывая оба его края, и тогда звук получался пустой и щелкающий, как хлопанье мокрого паруса.
— Айайа-йа-йа! — закричал Рентыиргин.
— Куда (я знаю) поеду?
Поеду я в лодке на остров Диомида.
А что я привезу назад?
Деревянную лодку с руль-мотором.
А кто меня на берегу встретит?
Уэлленские девушки, уэлленские девушки!
— Хо, хо, хо! Пляшите, подымайте рукавицы! — радостно взвизгнул он, бросая перед собой короткие кожаные перчатки, обтянутые красной тесьмой.
По туземному обыкновению танцовать нельзя без перчаток, даже тогда, когда происходят пляски в пологе и все танцуют голыми, как, например, во время праздника кита. Почти как в Европе — бальные перчатки.
Первыми танцевали худые, щуплые юноши — Кыммыиргин, Та-Айонвот, Ныкитта. Надев перчатки, они застенчиво и неуклюже переступали с ноги на ногу, выбрасывая вверх руки, завывали тонким голосом, подражая крикам песца.
Потом один из них выкинул руки вперед и, тряся головой, запел:
— Ана-йа-а!
Лед, лед, много льда,
Вода, вода, вода,
Охотники, охотники, охотники,
Хорошие девушки, на-йа-на,
Уэлленские, уэлленские,
Имакликские, имакликские.
Ай, еще пой, пой,
Ынган, нган, иган,
Сам, Джо, Уммиак,
Рентыиргин, Каыге,
Выходи, надевай рукавицы!
— Скорее, скорее, — понукали старики обеих сторон — чукотской и эскимосской — своих охотников, — выходите, покажите, как у нас пляшут! Эка ты, Рентыиргин, хитрый, как песец, — хочешь плясать после всех и тогда победить. Так не годится, Выходи сейчас.
Наконец Рентыиргин подхватывает перчатки и выходит плясать. Он похож на моржа — грузный, сильный, широкоплечий. Ему жарко. Он скидывает рубаху. Теперь он полуголый, с коричневой выпяченной грудью и поднятым к потолку лицом. Он — приседает, как будто крадется к зверю, и потом подымает руки вверх, покачиваясь могучим туловищем и напрягая мускулы. Это настоящий охотник. Он пляшет танец мужчин так, как плясали отцы. Старики с воодушевлением молотят по бубнам и помогают ему — топают ногой, громко визжат и лают, подражая крику зверя.
