— Да уж… Я за дочку памятник должна поставить Ционовскому. Хотя именно из-за этих ошибок и их постепенного исчезновения потом у меня и появилась мысль издать дневники дочери. С соответствующими пояснениями, конечно, и некоторыми реальными фактами из нашей жизни того времени. Как это… Взгляд умственно отсталого ребенка на смутное время перемен, а?
— Ерунда, — серьезно заметил Крэзи-бой. — Это никому не интересно, кроме нас пятерых. «Дядя Семен уронил тетю Наташу в коридоре, когда все спали, и засунул ей в рот…»
— Прекрати!.. — Лукреция встревожено осмотрелась.
— «…засунул ей в рот пистолет Крэзи-боя», — продолжил гость, разливая водку в рюмки.
— Даже так? — удивилась Лукреция. — Я не знала.
— Конечно, ты не знала. Эту страницу за «26 октября 1991 года, пошел снег» я вырвал на следующий день утром из тетрадки, пока Аглая спала. Мы ведь накануне того дня все перессорились. И больше не собираемся вместе. И сюда приезжаем только порознь. Это я предложил от дневников перейти к познавательным урокам, и всем понравилось. Теперь у Лайки много-много тетрадок по разным предметам, а дневников она больше не пишет. Или пишет?
Он взглянул на Лукрецию безысходным взглядом старой собаки.
В июле в гости пожаловала Наша Таша. Она так и предупредила утренним звонком по телефону: «Я к вам пожалую сегодня. И не одна, с флигель-адъютантом ». Трубку взяла Аглая и тут же побежала узнать у матери, что еще за флигель-адъютант, повторяя про себя шепотом: «пожалуй, я пожалую и пожалуюсь, пожалуй-ста… пожалейте меня и жалуйте…»
Лукреция, нашарив на тумбочке у кровати зажигалку и папиросы, осмотрела обнаженную дочь, присевшую к ней на кровать, тяжко вздохнула и закрыла потом глаза, прикуривая.
— Это военный чин. Из царских времен. Так называли офицера императорской свиты. У Наташки всегда была мания величия, она не может просто иметь секретаря или прислугу, любит словом козырнуть. А ты не должна ходить голой по дому.
— Почему? — осмотрела себя Аглая.
— Это провокационно для любого женского тела после сорока. Если Наташка тебя такой увидит, будет истерика.
— Почему?
— Потому что все ее Флигели ей в сыновья годятся — молодые и красивые. Вроде тебя.
Аглая задумалась.
— Она меня побьет, если выйду голой?
— Нет, — Лукреция неопределенно махнула рукой, уронив при этом пепел на простыню. — Но пальнуть в раздражении может.
Наша Таша привезла с собой коробку с деликатесами. Стол не накрывали — вывалили упаковки и ели с разделочной доски нарезанную рыбу и колбасу. Ладова кивнула Смирновской на яркую колбасную этикетку. Они улыбнулись друг другу, как близкие люди, вспомнившие смешные словечки выросшего рядом ребенка — в двенадцать лет Лайка радостно объявила, раскрыв пакет со спецпайком: «Тут ваша
