— Владения!.. Мемуары… Что это с Лакрицей? — удивился Бакенщик.
— Заветный портсигар полковника с самокрутками для успокоения, помнишь? — усмехнулся Санитар.
— Мимо! — заметил сквозь зубы Крылов.
— Полковник перешел на таблетки для укладывания малолеток, — уточнил Бакенщик. — Мне Наташка говорила. Он их держит в жестянке от сосательных конфет.
После такого разъяснения Крылов полез за пистолетом. То же самое сделал Бакенщик. Санитар, потирая одной рукой грудь слева, другой достал нож. Женщины оказались без оружия.
— Эй!.. — крикнула Ладова, став между ними с поднятыми руками. — Отставить разборки на чужой территории! Медленно, по одному переходим на участок Лакрицы!
— Это теперь тоже участок Лакрицы, — Санитар убрал нож. — Профессор ей отписал.
— И вот что она ему, интересно… в чай подсыпала? — Бакенщик пошел к проходу в заборе первым. — Какую такую нашла ерундень, что даже санитар… в морге! — он остановился, тяжело дыша, и поднял вверх указательный палец. — Определил отравление по наружным признакам! Всегда… дурой была… прости меня, партия.
Смирновская его не слышала, потому что, трясясь в беззвучном смехе, замыкала шествие.
— Про всех напишу!.. — давилась она.
Таисия не стала подъезжать к участку Смирновской, остановилась на повороте. Пока она смотрела в зеркало на уснувшую сзади Лайку и раздумывала, как выяснить, уехали гости или нет, мимо нее на большой скорости с визгом тормозов и выкатом на обочину пронеслись друг за другом: джип Крэзи-боя — четыре человека внутри, «тойота» с Бакенщиком за рулем и старенькие «жигули» Санитара. — Ух ты!.. Как она их! — восхитилась Туся.
С этого дня жизнь Аглаи резко изменилась. Можно даже сказать, что Аглая впервые осознала жизнь как способ безумного и авантюрного существования именно в эти осенние дни. При их с Тусей появлении Лукреция сразу же потащила дочь за руку в дом, открыла гостевую комнату на втором этаже и показала, как включать телевизор. Аглая после сна плохо понимала, что происходит, но радостно-нервическое возбуждение матери передалось и ей, она начала улыбаться и дрожать от возбуждения, приняв действие таблетки у матери за приступ счастья. Смирновская, таская дочь по дому, говорила без остановки:
— Я должна видеть, как человек внезапно осознает свое существование в клоаке реальности! Внезапно — как электрошок, понимаешь? Из бессмысленности детского счастья — в мир предательства и лжи! Мы станем с тобой единым организмом, ты узнаешь все, чего была лишена эти годы, а я напишу великую книгу!.. Это компьютер, потом покажу, как войти в интернет, там можно набрать любое слово и узнать, что оно означает… Мы будем работать вместе, твой первобытный мозг поможет мне определиться со стилем — ты должна собрать все свои дневники и тетрадки, и те, что в доме Ционовского!.. Книга должна начинаться с первых безграмотных записей всего, что ты видела или узнала в девять лет. Потом — постранично — слова выстраиваются из неосознанного абсурда умственно отсталого ребенка в оригинальное видение эпохи развала СССР! Известные имена, скандальные шпионские истории — все это бытовым языком, глазами ребенка, ничего не понимающего в интриге!..
