— М-г-м… Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… За твою победную беготню предлагаю тебе взять новый псевдоним: К. О. Лобок, — пробормотал я, рассматривая снимки.
На первом из них существо плотного телосложения, с головой какого-то дьявольского монстра и просунутым между огромных клыков языком, вздымало руки вверх. На лоснящейся груди у него действительно болтался чудной крест, описанный Алексиевским. Рядом в кадр попала чья-то огромная рука, держащая факел. Его красный отсвет падал на накачанное левое плечо уродины, чуть ниже которого можно было различить замысловатую татуировку, заканчивающуюся выразительными цифрами «666». На заднем фоне виднелся кусок гранита скифской бабы, разрисованный красками из распылителя. Можно было ясно прочитать имя сатаны. Но написанное не церковно-латинскими, а английскими буквами. Последнее доказывало то, что местные сатанисты были не посвященными, а так — любителями.
На втором снимке, сделанном с немного большего расстояния, демоноголовый (маска, кстати, была сделана отлично) магистр, встав боком на своем возвышении, указывал на что-то, видимое лишь ему. Перед ним высилась изгородь из волосатых и стриженных почти под «ноль» затылков.
На третьей фотокарточке затылки развернулись, показав скрытые за ними молодые и немного ошарашенные лица. Лианна тоже попала в кадр, но ее лицо было переполовинено краем видоискателя. Михай, наверное, был за ним. Но теперь можно было различить юнца, который держал факел возле Магистра. Толстяк Айк, разинув рот и вылупив глазищи, уже поднял ногу, собираясь бежать вдогонку за «бедным евреем» Иегудиилом Шнеерзоном.
— Красавец, — постучал я по перекошенной роже. — Бесенок ты наш! А знаешь, Алексиевский, если б ты попал к этому парню, уж он бы тебе бока намял. Драться он умеет. Особенно с пожилыми донжуанами и растерянными журналистами.
Я снова взял первый снимок и, вытянув руку, рассмотрел его издали. Страшилище возле скифской бабы распалось на отдельные световые пятна.
— Кстати, господин Алексиевский, вы не определили, а кто же играет роль гременецкого магистра? Может, кто-то из твоих знакомых?
Алексиевский почмокал языком.
— Нет. К сожалению, нет. Ты же видишь, Роман, какая у него маска-маскировочка не хилая. Впрочем, в фигуре есть что-то знакомое. А может, мне только кажется. Столько народу за день пересмотришь, что вечером и самого себя в зеркале не узнаешь…
Вдруг пол гостиницы слегка задрожал. Алексиевский уставился на меня удивленным взглядом, а воздух всколыхнуло далекое то ли дыхание, то ли стон. Всколыхнуло и замолкло. И тишина стала еще жутче, чем этот звук, похожий на конан-дойлевский вскрик земли.
