Свет тьмы подвластен только люциферу. В начале начал лишь он один пребывал в великом мраке и охранял его Словом. Но Бог лукавой добротой своей, ядовитой приторностью своих поступков обольстил Вселенную и сбросил люцифера на Землю. Поэтому был люцифер первым диссидентом, первым глашатаем свободной мысли. И хотя первопроходцы почти всегда в начале проигрывают борьбу тупому большинству фотонов и квантов, однако именно они нарушают закостенелый порядок вещей и через большое зло ведут к еще большему добру.
Скоро он придет! Он уже здесь, в наших генах и хромосомах, в свете наших факелов и ночных фонарей, в наших человеческих желаниях и наслаждениях. В свободе, которую вы, избранные, уже ощущаете каждой своей клеткой, которую вы воплощаете в каждый свой поступок. И каждое ваше движение к свободе — это движение лучезарного к возвращению в наш благостно-мертвый космос.
Делайте все, что Вам хочется!..
Вдохновляйте хозяина на новые свершения!..
Вы вольны-вольны-вольны… Воли-воли-воли…»
Последние фразы Алексиевский начал выкрикивать, размахивая руками и так войдя в роль магистра, что мне пришлось его остановить, дернувши за плечо. Он провалами темных очков уставился на меня и тряхнул головой:
— Вот, зараза!.. А представь себе, Роман, как у тех головастиков извилины разъезжаются! Нет, в принципе, в этом что-то есть, но мракобесие это…
Я криво улыбнулся:
— Алексиевский, не лукавь. Идеи тебе нравятся, но немного смущает, как ты говорил, антураж. Но и в нем ты находишь свою изюминку.
Алексиевский развел руками и произнес:
— Так я ж ничего!.. — И снова засуетился. — Но их свободных поступков я так и не дождался. А надо было бы!.. Когда я начал делать снимки, то это свободное сборище, насколько я понял, свободно захотело разорвать меня на куски. И только врожденная способность к быстрому бегу, — он похлопал себя по выпуклому животу, — и запоздалая «маршрутка», водителю которой я переплатил гривну, позволили мне поставить свою волю к исчезновению выше их никчемных желаний.
И Алексиевский протянул мне три фотографии.
— Когда ты успел их сделать?
— Это стоило моему организму потере определенного количества нервных клеток и неопределенного количества клеток печени. Мы их уничтожили алкоголем с моим приятелем-фотографом Юрием Хиляльским. За мои же, кстати, деньги. Впрочем, сейчас ему его же родная жена уничтожает еще кое-что. А я снова убежал. К тебе. Потому что мне из дому до работы дальше, чем от твоей гостиницы.
