— Как красиво! — вздохнула я, когда пошли титры.
— А мне нравится наш сериал «Ну, погоди!», — сказал Андрей.
— Конечно! Это же о тебе! — парировала я.
Он захохотал и подошел ко мне:
— Ну ты нахалка задиристая! Иди сюда, я тебя отшлепаю.
Я мгновенно взяла с журнального столика вазу и прошептала:
— Только попробуй!
— Я пошутил, дурочка! Это какая же сволочь так тебя напугала? — Он остановился. — А знаешь, я, пожалуй, пойду завтракать, а ты располагайся пока. Если хочешь, посмотри еще что-нибудь, кассеты тут. — И он открыл дверцы шкафа, скрытого под подоконником.
— Мне нужно в туалет! — попросила я застенчиво.
— Ну пойдем!
Из гостиной по длинному коридору мы прошли почти до кухни мимо библиотеки и белоснежной комнаты с двуспальной кроватью. Когда-то я мечтала, что у меня будет такая же спальня, вся в белом!
— Это моя берлога, — Андрей легонько подтолкнул меня. — А ваше заведение — прямо по курсу.
Туалет мне не понравился, так как был весь черный — унитаз, кафель, даже коврик под ногами. Таких модернистских штучек я не люблю. А вот в ванной все было синее и серебряное, выглядело очень стильно и дорого. И что больше всего меня поразило — кран не капал. Вот ведь может же такое быть — непротекающая сантехника! Наконец я дошла до кухни — с желтыми обоями в цветочек и кухонным гарнитуром какого-то светлого дерева. Андрей стоял ко мне спиной и жарил яичницу.
— Садись, солнце, будем завтракать. Извини, икру не предлагаю — кончилась. Зато есть торт. — И он поставил передо мной «Птичье молоко».
— Я такой торт не люблю, — разочарованно протянула я, с детства ненавидевшая суфле.
— А что же ты любишь? — насмешливо спросил Андрей, выкладывая яичницу мне на квадратную черную тарелку.
— Эклеры! Я люблю эклеры и торт «Прага»!
Честно говоря, я и эклеры не люблю, и почему принялась тогда капризничать перед этим спокойным молодым мужиком — до сих пор понять не могу.
— Хорошо! Будешь прилично себя вести — получишь эклеры, — благодушно согласился Андрей.
— А что значит — прилично? — поинтересовалась я.
— Для начала не капризничать, слушаться старших. А главное, — он серьезно посмотрел на меня, — говорить правду. Я не люблю вранья. Простить могу многое, но за ложь наказываю беспощадно.
Я опустила глаза и принялась за яичницу. Это было невыполнимое для меня условие — мне всегда очень нравилось приукрашивать действительность. Ведь жизнь бывает такой скучной! Да и не всякую правду нужно озвучивать — порой искренность обходится очень дорого.
