— Что?
— Я сказала, если ты…
— Да нет же, сумасшедшая, я и с первого раза все услышал. Но что ты имела в виду, говоря это?
Она стаяла с широко раскрытыми глазами, прижимая ладонь ко рту так, словно допустила ужасную ошибку. Я обернулся на звук приближающихся шагов и отмахнулся от бежавших к нам по траве стажей, крепко сжимая другой рукой свою пострадавшую промежность.
Что я такого сделал? Что она подумала…
Я выпрямился лишь потому, что мне действительно нужно было услышать ее ответ.
— Что ты подумала, я хотел сделать? — спросил я.
Она потупила взгляд.
— Америка, что ты думала, я хотел сделать? — потребовал я ответа.
Само ее поведение выдавало ее с потрохами. Я никогда в жизни еще не был так оскорблен.
— На людях? Ради всего святого. Я джентльмен!
Хоть это и было невыносимо больно, я расправил плечи и зашагал прочь. И тут меня кое-что осенило.
— Почему ты вообще предложила помощь, если такого низкого мнения обо мне?
Она промолчала.
— Сегодня поужинаешь у себя в комнате. Разберемся с этим утром.
Я ушел так быстро, как только мог, желая как можно скорее оказаться подальше от нее, надеясь, что так я смогу прогнать из головы чувство злости и унижения. Я яростно хлопнул дверью в свою комнату.
Секундой позже, в нее постучал мой слуга.
— Я слышал, как Вы пришли, Ваше Высочество. Подать Вам чего-нибудь перед сном?
— Льда, — простонал я.
Он поспешил прочь, а я рухнул на кровать, переполненный злобой.
Я закрыл газа, пытаясь понять, что произошло. Я не мог поверить, что всего несколько минут назад я готов был открыться ей, поделиться всем, что было у меня на душе. Это должно было стать моем первым и самым легким свиданием!
Я сглотнул и услышал, как слуга оставил поднос на прикроватной тумбе и тихо вышел.
Кем она себя возомнила, Пятая, осмелившаяся поднять руку на своего будущего короля? Одно мое слово и ее могли бы серьезно наказать.
Она должна была отправиться домой. Я ни за что не позволил бы ей остаться после того, что она сделала.
Я прокручивал эту ситуацию у себя в голове вот уже несколько часов к ряду, обдумывая, что мне следовало сказать или сделать в тот момент. И каждый раз, как я проживал все вновь, я становился все более и более разъяренным. Что за девушка так поступала? Что заставляло ее думать, будто она может безнаказанно избить своего принца?
Обдумав этот случай по меньшей мере раз сто, в конце концов я поймал себя на осознании, что моя злость постепенно сменилась некоторого сорта благоговением.
