Горе настало в скиту.
В тот день молились дружно. По указу Панкратия все сидели по домам, так, чтобы никто без призору не остался. Особо было наказано про стариков — ни под каким предлогом их за порог не пущать. Только старым, что малым — наказы не писаны. Антип-то Седой восьми десятков от роду, тот самый из береговых первоселенцев, сговорил пастуха Митрофанку Зелютина на убивца охоту начать. «Я впереди пойду, вроде как живец на рыбалке, — объяснял Антип. — А ты укромно будешь за мной следить. Как заметишь чужака, так начинай из своего пугача палить. Гони его проклятого в сторону скита, там его и повяжут». А Митрофанка, даром что на голову Антипа перерос, а ума в той голове не накопил — поддался на дедовы уговоры.
Вот пошли они вдоль берегу: Антип впереди, а Митрофанка в отдалении за деревьями хоронится. Старался он как можно тише ступать, чтобы себя не выдать, а вышло плохо — подвернулась нога на камнях. Присел Митрофанка, зубы от боли стиснул, крикнуть не может, чтобы себя не выдать. Не знал этого старец и шёл себе дальше, а уж за ним будто тень бесшумная пристроилась. Как дошёл он до малого мыса, так тень та ему на спину бросилась и наземь повалила. Пытается старик крикнуть, а пальцы злодея словно хомутом ему голо стянули.
«Скажи, старик, не ты ли каменную рыбу к себе привадил?», — шипит злодей. Антип мотает головой, мол, нет, не я это. «Все вы так говорите. Пока не дознаю, кто из старцев ваших рыбу вызывать умеет, буду убивать вас. А ну говори, старый пень!». Молчит Антип. Разозлился убивец, потащил старика к воде и стал бородой в озеро макать, так что тот едва не захлебнулся. «Панкратий это…», — хрипит Антип. «Панкратий, говоришь? — торжествует злодей, — Ну, спасибо тебе, старик! Уважил! Вот тебе за подсказку твою подарок от меня». И с этими словами воткнул он острую кость Антипу в горло.
Опрокинулся на спину старец и глянул в лицо злодею. Глядит и глазам не верит: злодей-то — сын его пропащий, Пётр. Только изменился Пётр сильно, усох лицом, волос седой стал, кожа бледная, а глаза белёсые, словно рыбьи глаза-то сделались. Течёт красная кровь в Таватуй-озеро, а с ней вместе и жизнь антипова утекает. «Прощаю тебя…», — хрипит Антип. Ухмыльнулся Пётр: «Мне твоё прощение без надобности, старик». Плюнул ему в лицо да исчез среди сосен.
Тут-то наконец Митрофанка до берега доковылял. Как увидел Антипа в крови так закричал, стал из пугача в небо палить. Сбежался народ, бабы вой подняли. «Тише!»-прикрикнул на них Панкратий, потому что увидел, что жив ещё Антип. А тот успел только прохрипеть: «Прости меня… Пётр это…» А потом душу отпустил. Показалось скитникам, что Антип перед кончиной прощенья у сына пропащего просил, а никто в толк не взял, что это он имя убивца назвать успел.
