— Ты не сердишься на меня? — Владимир наклонился и нежно, почти неощутимо поцеловал девушку в краешек губ. — Я так соскучился по тебе за эту неделю…
Анжела только улыбнулась в ответ и обняла склоненную к ней голову с чуть взъерошенными черными волосами.
— Я буду часто приезжать, мы будем вместе… и сейчас… и потом…
— Вместе, всегда вместе, никогда не расстанемся, — Анжела тихонько гладила Владимира по голове.
«Боже мой! — думала она. — Неужели я могла верить ужасным Полинкиным предположениям?! Неужели могла сомневаться в Володе?! В нем, который, как ребенок, лежит у меня на груди и спрашивает, не сержусь ли я! И обещает быть всегда рядом! Я ведь с самого начала чувствовала, что он не такой, как другие. Я в первый же момент, там, в больнице, поняла, что вот он — мой единственный и неповторимый, нежный, честный, умный!»
Анжела открыла глаза и посмотрела на небо. Белые невинные облачка сменились темными угрожающими тучами.
— Володя, милый, мы и не заметили с тобой, что уже давно не жарко, и сильный ветер. Посмотри, какие тучи — вот-вот пойдет дождь.
— И правда. Но разве можно заметить что-нибудь плохое, когда ты рядом? Кажется, что вокруг тебя всегда тепло и солнечно, даже если на улице ночь и буря.
— Ты преувеличиваешь. Но надо куда-нибудь спрятаться, не лежать же здесь под дождем.
— Я бы лежал так вечно…
— Но ты простудишься, если промокнешь. И не сможешь тогда приезжать ко мне.
Владимир нехотя встал и помог подняться Анжеле. Держась за руки, они побежали — по стогам уже стучали первые редкие, крупные капли, обещающие через несколько минут настоящий ливень, — но не к машине, как предполагала девушка, а к лесу, туда, где темнел старый сарайчик. И только они успели нырнуть в пахнущий прошлогодним сеном и пылью полумрак, как небо прорезала молния и по крыше забарабанил проливной дождь.
Анжела присела на какой-то чурбан и вытряхнула из босоножек набившуюся в них труху. В сарае было почти темно и сухо, а у задней стенки еще оставалось немного сена. На эту-то высокую, почти по плечи, упругую кровать Владимир и потянул Анжелу. Сухая трава набивалась в одежду, с шелестом целыми охапками падала на пол и царапала кожу, а объятия и поцелуи все повторялись и повторялись, соединенные тела все сплетались и расплетались, задыхаясь от блаженства и пыли.
Когда они вернулись в Коринку, было уже совсем темно. На умытом небе яркими точками светились звезды, дома зазывали уютным светом, а влажная земля источала резкие, с детства знакомые запахи.
