Когда я возбудился, Эля легла на спину, не выпуская из руки мое жало. Мне стало ясно, она хочет, чтобы теперь я возбуждал ее.
Я лег на нее, и мы стали целоваться, и ее язык блуждал у меня во рту, натыкаясь на мой язык, зубы, и я чувствовал вкус своего члена. Потом я целовал ей шею, и от удовольствия она закрыла глаза, постанывая, а когда я добрался до ее живота, принялась вздрагивать всем телом. Я чувствовал запах ее пота, аромат духов, которыми она пользуется, и теперь мне предстояло почувствовать запах выделений из ее теплого влагалища, попробовать на вкус.
9
И тут я подумал, что Эля будет второй женщиной в моей жизни, если, конечно, не считать Хизер Козар, американскую суперкрасотку, которая любит читать в ванне и не подозревает о моем существовании.
Я вспомнил, как это происходило со мной в первый раз. Мы смотрели телевизор, лежа на этой самой тахте, на которой сейчас лежали с Элей, и она, моя любовь, лежала на боку, спиной ко мне, и было очень холодно, и мы укрылись теплым одеялом. Наступила осень, отопление все еще не включили, в квартире было очень холодно, и мы, лежа под тем теплым одеялом, все никак не могли согреться. Она придвинулась ко мне, и я, осмелев, крепко прижался к ней, обнял ее, мою хорошую, а она взяла мои руки в свои и долго не выпускала их, руки у нее были холодные, и у меня были холодные, и она не выпускала их, пока мы не согрелись.
Мы лежали под одеялом в одежде, и все равно через нее я чувствовал, как мое жало упирается в ее ягодицы. Я чуть с ума не сошел от этого прикосновения, никогда еще мне не было так хорошо, а она не отстранялась, и я понял, что ей тоже хорошо. И тогда я поцеловал ее в шею. Она сделала вид, что ничего не случилось, молча смотрела на экран, и я поцеловал ее еще раз, потом еще и еще, целовал мочку ее уха, задевая губами золотую серьгу, а она не говорила, что хватит и этого делать нельзя.
Я решил, что мне можно все, и стянул с нее юбку вместе с трусиками — она, двигая бедрами, помогала мне, но в то же время не оборачивалась и ничего не говорила. Потом я стянул с себя брюки и прижался голым пульсирующим жалом к ее голым холодным ягодицам. Я хорошо это помню. Член у меня был горячий, а ее ягодицы — ледяными. Она, ласточка моя, все еще никак не могла согреться, потому что дома было очень холодно и даже толстое одеяло не помогало.
Я не думал о том, чтобы доставить удовольствие ей, я думал только о себе. Она сама, чуть выгнувшись и раздвинув ягодицы, поместила мое жало туда, где ему надлежало быть. От восхитительного состояния, охватившего меня, когда я почувствовал теплоту ее влагалища, прикасаясь к ледяным ягодицам, я чуть не задохнулся, понимая, что это — самое настоящее счастье.
