Проехали совхоз «Коммунар», знаменитый огромным яблоневым садом, а потом начались «кадышовские» дачи. Подобное убожество вряд ли где еще увидишь. Дачные домики были один нелепее другого: кабина от КамАЗа, шалаш из кусков рубероида, цистерна с надписью «Молоко» и небольшой дверцей. Был даже настоящий вертолет. Я сперва глазам не поверил, думал, померещилось. Стоит прямо у дороги, словно только что приземлился, а вокруг — кусты малины и крыжовника. Даже пропеллер был на месте и медленно вращался на ветру. К хвостовой части был привязан скворечник. Возле вертолета стоял старик с лопатой в руках и смотрел на дорогу. Шутки ради или чтобы не нарушать гармонию на своем дачном участке, он напялил на голову летчицкий шлем.
Я помахал старику рукой, высунув ее в открытое окно, но он, наверное, не увидел. Черт его знает, куда смотрел этот старик в нелепом летчицком шлеме. Может быть, на небо. Определял: летная сегодня погода или нет.
Минут через тридцать Мордовия кончилась, и вместе с Нижегородской областью началась хорошая дорога. Эля прибавила скорость. По радио крутили Энрике Иглесиаса и Уитни Хьюстон. На обочине видели десятка два ржавых и пыльных памятников. Через час пятнадцать мы были на месте.
3
В селе Пикшень живут странные люди — наивные и добродушные. Летом они вытаскивают из домов ковры, в каждой семье их по сто штук, не меньше, и моют их с порошком на берегу небольшого пруда. И сами купаются в этом пруду. Все знают друг друга в лицо и, уходя на работу или еще куда, частенько оставляют дверь незапертой. О ворюгах здесь и не слыхивали, а всего в двух километрах — Болдино, в котором когда-то было имение отца Пушкина, и знаменитое тем, что сам Александр Сергеевич в осень какого-то года написал там несколько своих бессмертных поэм. Все жители окрестных деревень страшно гордятся этим. В любом доме можно найти книгу «Болдинская осень», а каждый школьник покажет вам все места, по которым любил прогуливаться великий поэт.
Тети дома не было, и мы, прождав ее минут пятнадцать, решили пока съездить в Болдино, в музей-заповедник. Сам я, пока жил у тети, побывал в этом Пушкинском заповеднике раз сорок, но Эля оказалась здесь впервые, и ей было очень интересно. Правда, приехали мы не вовремя, потому что сам дом-музей был закрыт, на ремонт, что ли, но нам разрешили сходить в вотчинную контору, людскую, музей Сказок и еще черт знает в какие избушки, которые поставили совсем недавно. Содрали с нас, как за полную экскурсию. Грабеж не грабеж, но свинство форменное. Срубы избушек были новенькие, и только внутри некоторые предметы напоминали о прошлом: чугунки там почерневшие, разные самовары, иконы, домотканые коврики да еще пожелтевшие листы в вотчинной конторе, исписанные и разрисованные Пушкиным. Конечно же, рукописи не настоящие, всего лишь копии. В бронзовых чернильницах торчали гусиные перья.
