— Все это хорошо, — заметила Вера Васильевна, воспользовавшись краткой паузой. — Не понимаю только, почему слепые-то ведут слепых, зачем же так?
— Да потому! — охотно откликнулся Вадим Николаевич. — От невежества вопиющего все беды, от незнания диалектики! Наш ум целостен от природы, понимаете — одно! А мы только и заняты, что дробим его на части, задействуем лишь на три, ну на пять максимум процентов — не потеха?.. Йога тоже целостна как наука, а мы уцепились за ее малые крохи, причем не самые лучщие. И вообще, Вера Васильевна, если копать глубоко, то все наши безумия, как ни парадоксально, — от ума. И на Востоке, и на Западе, и на всей нашей планете. Человек разучился пользоваться своим умом — Богом данным орудием. Посмотрите-ка на детей… как они непосредственны, как открыты всем сторонам света! Плохо ребенку — и он в слезы, хорошо — и он сам восторг. А мы? Не-е-ет, детишки знают, что делают; они живут не в прошлом, не в будущем — только в настоящем, в “сейчас”. А это единственно и есть жизнь — все остальное или воспоминание, или мечта… Жизнь ребенка — это и есть та самая медитация, в которую пытаются проникнуть взрослые люди… Согласны со мной? Что из этого, спросите? А то, отвечу и снова обращусь к утраченному нами уму. Именно так! Ибо ум, предназначенный быть человеку слугой, постепенно “взрослея”, берет верх, возомневает себя хозяином и тем самым утрачивает главное изначальное качество — целостность. Ум становится все уже и уже, и этому способствуют спецшколы, техникумы, институты, исподволь штампуя особую породу однобоких спецов, умственно неполноценных, прости Господи. Технари с утра до ночи, даже за застольем, долдонят о шестеренках и тормозных колодках, а гуманитарии у микроскопов — о молекулах ДНК, разве не так? — Вадим Николаевич взглянул на меня, рассмеялся: — О присутствующих, понятно, не говорят.
Я согласно закивал головой. Не хотелось втягиваться в разговор. Вадиму Николаевичу было хорошо со своим монологом, я же получал полезную информацию.
— Итак, — продолжал он, — мы уяснили: ум специалиста развивается уродливо, кособоко — меньшая его часть лучом зондирует глубину, а большая, увы, в торможении. Причем это большее, неработающее постоянно напоминает о себе, конфликтует с сознательным и активным. У человека наступает неудовлетворение собой и жизнью. Несчастный перестает воспринимать жизнь непосредственно, по-детски, то есть как праздник. А это уже беда, серьезный разлад психики…
