Не помню, как все было дальше. Только помню, что я уверенно взлетел на коня. Конь понесся ураганом. Мне казалось, я мчусь на грозовой туче и молнии подвластны мне.
Круг. Еще круг. Толпа восторженно вопила.
Конь и всадник, животное и человек, белоснежный жеребец и юноша — они слились, их невозможно было отделить, как дурные и добрые деяния, совершенные в прошлых жизнях.
Пятый круг. Последний.
Я понимал, что победил. Мысли мои неслись быстрее коня, унося меня, увлекая за собой. Я не заметил, как падает пена с конской морды, как замедляется бешеный бег.
Пятый круг завершался чуть дальше королевского балдахина, где были мать и отец. Осталось совсем немного. Мне так хотелось увидеть гордость в глазах матери — ведь она пыталась удержать меня! Я повернул голову.
Миг оказался роковым. Я, видимо, ослабил хватку, и жеребец сбросил меня наземь — со всей ненавистью дикого животного к несвободе. Падая, я еще слышал истошные крики, но тут меня поглотила черная бездна.
Одинокий лучик света трепетал на краю бездны. Я не знал, где нахожусь. Сознание вернуло меня к боли, бившейся во всем теле. Кажется, меня швырнуло в воздух, как сухой листок, заверченный ветром. Я упал? Какая боль! Я потянулся рукой к голове. Тяжелое и мокрое.
— Мама! — закричал я во весь голос.
Мои губы едва шевельнулись.
Нежно звякнули браслеты. Мама. Я всмотрелся — нет, не мать. Чужая, незнакомая тень. Где я? А вдруг я уже умер? И лежу не в постели, а у смертных врат? И сама смерть склоняется надо мной? Но если она так прекрасна, отчего же человек ее боится?
— Принц?
— Кто это? Алака?
— Да, принц.
— Праздник уже закончился?
— Давно, принц! Восемь дней назад.
— Восемь дней?
Восемь раз восходило солнце, восемь раз заходило оно. Где же я был все эти дни? Мой разум устал от вопросов. Может быть, это уже не я — только мое тело сохранило прежнюю форму? Потому что я не существовал эти восемь дней!
Я спросил, где мать, и Алака ответила:
— Ее величество в своих покоях. Королева все это время отказывалась принимать пищу. Когда вчера она пришла взглянуть на вас, то лишилась чувств, едва только порог переступила. Лекарь распорядился, чтобы ее уложили в постель.
Поколебавшись немного, Алака добавила:
— От вас лекарь не отходил ни днем ни ночью. Молчал и хмурился. А вчера пощупал пульс и чуть не заплясал от радости. Алака, говорит, принц будет жить. Алака, я боялся, что изменило мне искусство врачевания, что опозорены мои седины. Но теперь я знаю: к полуночи или к рассвету, не позднее, сознание вернется к принцу. Не спи, Алака, пока он не откроет глаза. И помни, что повязка на его лбу все время должна оставаться холодной…
