Трудно было определить, насколько он был серьезен. Дина потрясла головой и со смехом подняла руку.
— Боже милостивый, ни в коем случае. Я не имею понятия, каким образом у Ким рождаются ее чудесные идеи.
— С кровью и потом и благодаря большому количеству черного кофе, — с ухмылкой произнесла Ким.
— Что вы рисуете? — Он снова смотрел на Дину теми же добрыми глазами, которые были у него вчера вечером на пляже.
Она ответила очень тихим голосом:
— Натюрморты, портреты молодых девушек. Обычные темы импрессионистов.
— А также женщин с маленькими детьми на коленях?
Хотя в глазах его были смешинки, они оставались все такими же добрыми.
— Только один раз. — Когда она нарисовала себя с Пилар. Ее свекровь повесила эту картину в своей парижской квартире, а потом начисто забыла о ней.
— Мне бы хотелось посмотреть на некоторые ваши работы. Вы их выставляете? — И снова ни одного напоминания о предыдущей встрече, и она не переставала удивляться — почему.
— Нет. Я не выставлялась уже много лет. Я не готова к этому.
— Это, говоря словами вашей экономки, просто вздор. — Кимберли сначала взглянула на Бена Томпсона, а затем — на Дину. — Ты должна показать ему некоторые из своих работ.
— Не глупи. — Дина смутилась и отвела взгляд. Уже много лет, как никто не видел ее работы. Только Марк и Пилар, да, пожалуй, изредка Ким. — Как-нибудь, но не сейчас. Хотя спасибо вам за внимание. — Улыбка была наградой ему за молчание и доброту. Как странно, что у него тоже не возникло желания сообщить об их встрече на пляже.
После обмена стандартными комплиментами и краткого осмотра его коллекции картин под неусыпным взглядом экономки, пока она подметала пол, их беседа подошла к концу. Кимберли обещала позвонить Бену на следующей неделе.
Прощаясь с Диной, он не выказал ей ничем своего внимания. Без особого пожатия руки, без особого взгляда, в котором, правда, сохранилась теплота его улыбки, которую она приметила раньше, он распрощался с ними и закрыл дверь.
— Какой славный мужчина, — сказала Ким, заводя свой автомобиль. Мотор зарокотал и пришел в движение. — С ним будет приятно работать. А как ты думаешь?
Дина слегка кивнула. Она была поглощена своими мыслями вплоть до того момента, как Ким подрулила к стоянке гостиницы.
— А почему ты, черт возьми, не хочешь, чтобы он взглянул на твои работы?
Скрытность Дины всегда раздражала Ким. Дина была единственной из всех учениц в художественной студии, у которой был замечен настоящий талант, но она единственная из всех, кто скрывает его уже в течение двадцати лет. Другие же пытались преуспеть на поприще живописи, но не смогли.
