Казнить нельзя помиловать | страница 26
— Не надо, Галь, — засмеялась мамуля.
За что я люблю мою мутхен, так это за то, что она с юмором относится к наградам и медалям. Она считает, что любая награда — от бога. Она так и говорит: знания — от учебы, почести — от заслуг, благосостояние — от труда, а награда — от бога. Наверное, мамуля права, но куда ей справиться со своенравной подругой, та, знай, свое твердит.
— В отделе сменился начальник, Леонид Иваныч уходит на пенсию. Ты будешь работать под руководством талантливого сыщика, можно сказать, сыщика от бога, и, вообще, хорошего человека.
Что это они заладили — все от бога, да от бога. Верующие какие-то все стали, а я точно знаю, что обе вступали в компартию по идеологическим убеждениям.
— Можешь попрощаться с Леонид Иванычем. Он все переживает, что отправил тебя одного по адресам. — Тетя Галя хмуро взглянула на Вербного.
Тортилла съежился, слезинки потекли еще быстрее, стремительно заскользив по пухлым щекам, и Вербный все тер и тер клетчатым бурым платком мокрое лицо.
Я даже глаза прикрыл от тошноты. Если я сейчас скажу, что меня тошнит, они вызовут доктора и мне припишут сотрясение мозга. А меня тошнило от одного вида несчастного Тортиллы, я-то знал, отчего он плачет. Он плачет потому, что потерял свое родное болото, и если бы не я, он сидел бы в нем еще лет десять. Я ему все жизненные планы спутал, но все равно мне было нестерпимо жаль Тортиллу. Вечно я всем карты путаю.
— Таня, пойдем, мальчику вредны эмоции. — Тетя Галя потянула мамулю за рукав. Наверное, ей не терпится нашептать ей что-нибудь скверное про своих мужей.
— Сыночка, мы пойдем? — Мама вопросительно смотрит на меня.
Ей ужасно хочется, чтобы сын выглядел героем в глазах любимой подруги и Тортиллы Вербного. И мне пришлось поддержать марку семьи Беловых: я струной вытягиваюсь на кровати и пытаюсь отдать честь. Слава богу, они ничего не заметили, но у меня опять помутилось в голове, и я замер. Одно точно знаю: ни в коем случае нельзя признаваться, что тебя тошнит и мутит. Мне Юля рассказала, как она задурила врачей, в итоге они отпустили ее через три дня.
«А если бы не отпустили, я сама бы сбежала! Это не больница, это морг». Юля даже руками замахала в ужасе от видения больничных страшилок.
— Да, мама, идите. До свиданья, Леонид Иваныч, — вежливо отвечаю я, стараясь произвести впечатление на окружающих и заодно сделать приятное мамуле. Ей нравится, когда я выгляжу в глазах посторонних культурным и воспитанным юношей.