Мужчина для сезона метелей | страница 36



Надя подкатила к тарелке-мишени, выдернула все ножи и положила обратно в коробку. Она чувствовала себя сейчас такой живой, как… Как прежде чувствовала себя после других игр. Которыми они занимались с Николаем, пока она не осела в этом кресле.

Лекарь — мудрый человек. Подкинул ей способ наслаждения…

7

— А-а-а! — завопила Гутя. Одеяло взвилось облаком, погналось за белой молнией и настигло ее в высоком ворсе ковра. Накрыло.

Гутя села в постели и замерла, впившись взглядом в одеяло. Под ним… кто?

Бледно-желтый ночник, очертаниями похожий на зернышко сладкой кукурузы из банки, слабо освещал спальню. Гуте показалось, что край одеяла шевельнулся. Внезапно она вспомнила, как за ужином Петруша кладет на ладошку влажное кукурузное зернышко, вынутое из салата с крабовыми палочками. Да он же унес его с собой из-за стола! Для этого… бр-р-р, мышонка?

Гутя быстро спустила ноги с кровати, босиком протопала в спальню сына и обомлела. Мальчик спал, а у него под рукой лежал белый комочек.

— Мышь! — завопила она. — Белая мышь!

На пороге возникла Тамара Игнатьевна так быстро, словно в этой семье играла роль недреманного ока. Она привалилась к косяку в своей желтой пижаме с зелеными сердечками. Сложив руки на груди, спросила:

— Мышь, да? Хороша ты наша санитарная докторица. Можно подумать, никогда не видела белых мышей, — добавила она. — А в институте, в лаборатории?

— Я… я видела… Серых. На санэпидстанции. А… в лабораторию я не ходила, я боялась. Ба-бабушка, — неожиданно по-детски обратилась она к Тамаре Игнатьевне, — это… мышь? Или нет. — Гутя начинала догадываться — в доме что-то происходит.

— Или, — ответила Тамара Игнатьевна. — Это, к твоему сведению, хомячок. Зверек такой, посмотри как следует.

— Но он только что был на моей постели.

— Ночной, любит погулять в темноте. Очень домашний. Видишь, как нежно прильнул к Петрушиной руке.

— Но…

— Может, не станем будить ребенка. — В голосе Тамары Игнатьевны появилась строгость. — Давай-ка разберемся утром.

Гутя кивнула и побрела обратно в спальню. Она заснула быстро, как всякий человек, осознавший, что ему больше не о чем волноваться.

А утром, за завтраком, она потребовала рассказать ей все. Она хотела знать, каким образом хомяк проник в дом. Почему ей об этом ничего не известно.

Петрушино личико, и без того маленькое, убывало прямо на глазах, а рот становился все шире. Гутя почувствовала, что кухня вот-вот содрогнется от громкого рева.

— Только не реви, — предупредила она. — Я жду подробностей.