— Янкев-Лейб…
— Даю эту подписку…
— Подписку…
— Ревкому…
— Ревкому…
— Что больше не буду…
— Не буду…
— Забивать детям головы…
— Головы…
— Опиумом…
Учитель вытаращил глаза и стал скрести ручкой у себя в голове.
— Чем?.. Как ты это называешь? Что вы такое говорите, прошу вас, реб Велвел?
— Какой я реб Велвел? — гаркнул Ходорков. — Пишите: опиумом… религии… А вы, ребята, марш по домам!.. Конец хедеру!..
Выйдя на улицу, я стал ощупывать свою голову. Очень хотелось мне узнать, чего учитель мне туда напихал. Зяма раскрыл рот и стал вертеть головой во все стороны.
— Конец! — крикнул я, влетая домой, и тут же осекся.
Дома было мрачно и неспокойно. У нас сидел дядя Менаше, который вечно поглаживает свою бороду, хотя ее у него почти нет. Он кричал, что, если бы у него был такой сын, как Ара, он лучше сразу похоронил бы его и справил бы поминки по покойнику; что Ара сделает несчастным весь дом, что всех нас перебьют… Потому что ждут какую-то банду.
— Нет хедера! — сказал я немного тише. — Конец!.. Учитель расписался при Велвеле и Аре, что он набил нам в головы… Хоть убей, не вспомню, что… Опун! — выпалил я.
— Что? — Отец сделал такие глаза, точно его ошпарили кипятком.
— Опун… Нет хедера!..
— Хи-хи-хи… — раскудахтался дядя. — До чего же мы дожили! Прямо с ума сойти! Взять старого человека и выдумать про него какой-то опун…
— Что за опун? — кричит отец.
Но убейте меня, если я знаю, что это такое.
В комнате темнеет, мама зажигает каганец. Я его сам сделал: выковырял серединку из картошки, налил масла, скрутил из ваты фитиль — и вот она, «молния», готова.
Каганец разгорелся. Скрипнула дверь, и вошел Ара. Таким я его еще никогда не видел. На нем сапоги, на левой руке шинель, на плече ружье, за спиной вещевой мешок.
Ни на кого не глядя, Ара подошел к матери, попросил постелить ему и приготовить чистое белье.
— Ну, что ты теперь скажешь? — обратился к Аре дядя Менаше. Но голос у дяди испуганный и заискивающий. — Вот тебе твои большевики!.. Я спрашиваю: как это можно выдумать такое на человека?.. Будто учитель напихал детям в головы хмель!.. Хи-хи-хи… Эх, горе, горе наше!..
— Какой хмель? — вскипел Ара. — Что вы занимаетесь провокацией?
— Что значит, я занимаюсь? Вот ведь он сам говорит, — показывает на меня дядя и подается назад.
— Кто вам говорит? Никто ничего не говорит. Тут люди кровь проливают, а вы контрреволюцией занимаетесь! Раньше выдумали общий котел, теперь какой-то опун…
В комнате стало тихо. На стене одиноко покачивалась большая черная тень Ары. Слышно было, как потрескивает масло в каганце да урчит в животе у меня. С тех пор как меня стали кормить отрубями, в животе у меня всегда урчит.
