- Съешь меня! Я не оставлю осадка во рту!
Эбен отмахнулся от него, всё ещё давясь.
— Что случилось? — Приглушенный голос Вана исходил от пола, звучавший немного удивленно, но по-прежнему невыносимо самодовольно. — Недостаточно нежно для тебя, злодей?
— Нет. — Эбен выпрямился, вытирая рот рукавом. Его цвет лица стал слабо зеленым, как у кого-то, кто проглотил что-то гнилое. — Так вот кто ты какой.
— Что — э.
Внезапная ужасающая тишина исходила от Вана, словно кто-то, добрался в школу только для того, чтобы обнаружить, что они забыли штаны дома.
Я снова подняла Вана на ноги. Вы бы думали, что он был рад, что Эбен, похоже, не хочет съесть его, но он не выглядел так. Он был бледным, будто Эбен на самом деле осушил его.
- Это не то, что ты думаешь, — быстро сказал охотник на вампиров. — Нет, я плох на вкус из-за…стероидов. Да. Полон наркотиков. Определенно.
— Думаю, нет.
Эбен стал вежливым, но твердо вцепился в мой локоть.
- Джейн, у нас серьезные проблемы. На пару слов, пожалуйста?
— Посмотри за ним секунду, — сказала я Заку. Я бросила взгляд на бак, где Мозг все ещё глазел на Вана, испугавшись реакции Эбена. — Ты тоже, Мозг. Эбен?
Я думала, мы просто пойдем в другую комнату, но Эбен вел меня наверх, в спальню для гостей. Он захлопнул за нами дверь с нервным взглядом назад.
- Я надеюсь, этого предостаточно, — сказал он, — Я не хочу, чтобы охотник подслушивал.
— Что случилось? У него ядовитая кровь или что-то вроде того?
— Что-то, похожее, — мрачно сказал Эбон. — Достаточно сказать, что он вполне опасен.
Он вытащил Айфон из кармана, пальцы бегали по экрану.
- Я должен связаться с Хэйконом. Сейчас.
Он приложил трубку к уху и, насколько я могу судить, начал говорить наоборот.
— Какого…
Он шикнул на меня, виновато махнув рукой, слушая кого-то на другом конце. Дрожь пробежала по его лицу. Когда он заговорил снова, его голос превратился в пресмыкательский тон, который звучал как у ребенка, который только что пнул мяч в совершенно новое окно соседа. Обмен пошел в одном направлении, затем в другом на несколько минут, Эбен начал бледнеть. Хотя я не могла понять, что было сказано, было ясно, что эта новость была плохо воспринята. Когда он наконец повесил трубку, он выглядел выжатым.
— И что это за язык? — спросила я.
— Шведский, — рассеяно произнес он потирая переносицу. — По крайней мере язык, на котором шведы говорили в 950 году нашей эры.
— Круто! — сказала, пытаясь переварить все сказанной. — А мне надо будет учить его?
