— Кто сдавал билеты? Вы их раньше видели?
— Нет, первый раз.
— Описать сможете?
Омаркулы задумался.
— Смогу. Один среднего роста, полноватый, старый. Другой помоложе, высокий… Больше ничего не знаю.
— Вспомните другие подробности, все до мелочей. Это важно!
Студент почесал в затылке:
— Хм… как это все тогда было? Да, да, билеты нам продавал молодой, высокий. У нас были две купюры по двадцать пять рублей, а мы им должны были заплатить тридцать два рубля. У него не было сдачи, и он пошел к старику… Ага, вспоминаю. Когда он к старику подошел, тот сильно кашлял и никак не мог залезть в карман за деньгами, просто бился в приступе. Я им показал на часы: мол, опоздаем. Яшулы, сердитый, видимо, человек, махнул рукой в нашу сторону и что-то сказал высокому. Тот вернулся к нам, отдал одну купюру, сказал: идите, а то отстанете.
— На какие фамилии были выписаны билеты?
— Мой на Аташгирова, а приятеля — не помню… Бегов.
— Не боялись, что не пустят в самолет, в ваших паспортах другие фамилии стоят?
— Немного боялись, но на регистрации в паспорта не посмотрели.
Следующим этапом маршрута Хаиткулы была мастерская Союза художников.
Его встретил худой и бледный молодой человек — руководитель мастерской. Хаиткулы вынул конверт с пачкой фотографий тех самых изображений, которыми кто-то разукрасил его двери и двери его коллег. Художник перебрал всю кипу, сунул обратно в конверт:
— Это не наше художество.
— А как вы считаете, один человек нарисовал это или не один?
— Не знаю… Может быть, и один. Любой пацан их нарисует.
Нелюбезный прием возмутил Хаиткулы. Но он не подал вида, а сделал другой заход:
— Рисунки имеют отношение к тяжелому преступлению, поэтому надо попытаться найти этих, как вы выразились, любых пацанов.
Руководитель мастерской был, пожалуй, не только равнодушный, но и капризный человек. То, как он небрежно открыл пакет, как раскидал фотографии по столу и как разглядывал каждую из них — презрительно выпячивая губы, поворачивая голову то налево, то направо, а вместо слов издавал стонущие гадливые звуки, — должно было значить, что его не особенно-то волнуют милицейские заботы и что он даже удивлен дилетантизмом работника милиции, принимающего в расчет такую мелочь, как эти рисунки.
Хаиткулы весь кипел, но терпеливо ждал. «Кому только не доверяют такую сложную работу, как руководство художественным коллективом! — сердито думал он. — За что его назначили на эту должность, за талант руководителя или за талант художника? Что-то я не припоминаю его картин на выставках здесь, тем более в Ашхабаде. Может быть, решили — раз он бездарен, пусть проявит себя на этом посту?»
