Строптивая женщина | страница 2



Я до сих пор ощущаю укол в сердце, вспоминая о том, с какой любовью Георг обнял Андреа после этой тирады и какие неприлично дорогие часы преподнес он ей в качестве подарка к окончанию школы. Георг. Самый лучший мужчина в моей жизни. Самый внимательный. Самый нежный. И умерший по моей вине и по вине его собственной дочери.

Отец Андреа, Бернхард Штритмайстер, естественно, считал неразумным желание дочери изучать экологию.

— Учеба без всяких профессиональных перспектив, — заявил он, конечно, предусмотрительно промолчав о том, что в принципе считает охрану природы глупейшим занятием, потому что побаивается острого язычка Андреа.


После приема в офисе я отправилась домой. Приняла душ, переоделась и стала дожидаться Давида. Взглянув мельком в зеркало в прихожей, я остановилась и попыталась посмотреть на себя глазами постороннего. Тяжелые каштановые волосы, веснушки, серые глаза, морщинки вокруг них. Слишком широкий нос, слишком полный рот — и на несколько мгновений ко мне вновь вернулось ощущение собственной неполноценности. Как подросток в переходном возрасте, я вдруг возненавидела себя; все же окружающие меня лица и тела казались мне в то время совершенством по сравнению со мной. Ярко накрашенные губы, прозрачные тени на веках, длинные юбки, вытертые джинсы. Я не была настолько глупой, чтобы полагать, что все в мире будет в порядке, если я не стану ни о чем задумываться. Но все же предпочитала убегать от проблем реального мира, оставаться в коконе из сахарной ваты и погружаться в любовные романы, где герой сердечно спрашивал героиню, согласна ли она разделить с ним жизнь, а та в ответ бросалась ему на грудь. И это была широкая, мужественная грудь, на которой прятался тоже широкий и объемистый бумажник. В том сказочном мире были коварство и любовь, но все интриги в результате прояснялись, и любовь прямой дорогой приводила героев к алтарю.

Для меня до сих пор остается загадкой, как я умудрилась дожить до восемнадцати лет, не проявляя ни к чему явных пристрастий, без симпатий и амбиций. Но это было действительно так. Мой отец не требовал от женщин многого. «Женщинам место в кухне», — говаривал он, ухмыляясь, двум моим младшим братьям, когда они делали что-то лучше, чем я. Они плохо учились, но в глазах моего отца это лишь доказывало их мужские способности и нормальные наклонности — в отличие от «неких баб», непременно стремящихся куда-то наверх.

Моя мама никогда не оспаривала таких утверждений отца — может быть, потому, что в глубине души сама считала, что от женщин не бывает особого прока. Она постоянно напоминала мне о скромности, подразумевая под этим нечто иное. Она полагала, что я не имею права предъявлять к мужчинам какие-то требования, а, напротив, должна делать то, что они от меня ждут. Что ж, это как раз понятно: мужчинам требовалась «хорошая» жена. Она не объясняла мне, что это значит, однако я и сама это знала. Хорошая жена— это значит полная идиотка. Она балует мужа, поддерживает его, заботится о нем, сострадает… А что получает взамен? Деньги на хозяйство, которых постоянно не хватает, грубые словечки, когда хочется нежности, упреки, если она допустила хоть в чем-нибудь слабинку. Нет уж, спасибо, думала я и клялась себе, что моя жизнь сложится совсем по-другому.