Элиза дернулась, стараясь отойти от него, чтобы избежать ответа на вопрос, но он крепко держал ее за запястье. Она беспомощно покачала головой.
— Прости, Лестер, я же не знала… Но… — Она снова посмотрела на шрам и нахмурилась. — Но ведь я уже ничем не могу помочь тебе, разве не так?
— Нет, ты никак не сможешь заставить этот шрам исчезнуть, это правда. Но… Так, у меня появилась одна мысль. — В глазах его что-то блеснуло. — Кое-что ты все-таки можешь сделать, чтобы эта рана затянулась. — Он понизил голос до шепота, злорадного, торжествующего, сводящего ее с ума. — Ты можешь его поцеловать.
Она затаила дыхание и уставилась на него.
— Ты не можешь говорить это серьезно.
Он увидел, что она колеблется, и поднес свою руку к ее губам.
— Давай. После стольких лет, что я ношу твою отметину на руке, думаю, я заслужил что-то вроде извинения или возмещения, акт послушания, нанесение бальзама — от тебя, которая и стала причиной моей раны.
Охваченная нелепым чувством вины, она двинулась, как будто под гипнозом, и потянулась к его руке, но как только ее пальцы прикоснулись к его плоти, до нее дошло, что происходит: он снова стал противным другом ее старшего брата, который смеется и издевается над ней, как и раньше. И она почти попалась в его ловко расставленную ловушку.
В ужасе от того, что чуть было не послушалась его повеления, рассерженная тем, что готова была унизиться из-за того, что произошло между ними столько лет назад, она в ярости отдернула руку и выбежала из комнаты, захлопнув дверь и слыша за спиной ироничный, почти злобный смех.
По воскресеньям Элиза расслаблялась. Она готовила обед и убиралась, а остаток дня проводила, почти ничего не делая.
Отец много раз говорил, что ей необязательно ходить на работу. С двумя довольно приличными зарплатами, которые приносили в дом они с братом, он был готов давать ей любые деньги на личные расходы.
Но Элиза каждый раз упорно отвергала роль домашней хозяйки на полный день. К тому же она не хотела финансовой зависимости от отца, к которому была очень привязана.
Обед уже закончился, и она собиралась подняться к себе наверх, когда внезапно позвонили в дверь. Удивившись, что кто-то заявился к ним в воскресный полдень, она пошла открывать.
— Здравствуй, Лестер, — безрадостно поприветствовала она мужчину, стоявшего на пороге, и отодвинулась, чтобы дать ему пройти. Она не могла понять, почему пульс ее так тревожно участился только из-за того, что к ним зашел Лестер Кингс.
