Джо Келлер внимательно наблюдал за дочерью.
— Тебе нравится?
Вместо ответа она сказала:
— Ты же сказал, что это прореживающие ножницы.
— Пришлось тебя немножко обмануть. Я их поменял в процессе работы. Если бы ты знала, что я делаю, ты не дала бы мне закончить.
— Закончить?! Ты… ты… мясник! Палач!
Прежде чем он успел ее остановить, Рэчел схватила ножницы и швырнула их через весь зал. Взгляд ее упал на бутыль с лаком. Она размахнулась и запустила ею в зеркало. Оно треснуло, разлетелось на множество осколков. И в каждом отражалась она — остриженная, подурневшая, разъяренная.
Джо хотелось встряхнуть ее, привести в чувство. Жалость остановила его.
— Прости меня. Я… я не знал, что это так много для тебя значит.
Она не могла поверить своим ушам.
— Да ты только посмотри на меня. Я тощая, костлявая, некрасивая. Я всегда это знала. Только волосы как-то выделяли меня. В них было мое спасение. А ты отнял их у меня. Теперь я выгляжу так же, как все, в этом Богом забытом месте.
Она отвернулась от него и вышла за дверь, к старому побитому автомобилю, стоявшему у парикмахерской. Всю дорогу до дома они не проронили ни слова. Войдя в дом, Рэчел машинально подняла руки, как бы закрывая голову.
— Ну, наконец-то ты избавилась от этой гривы, — проговорила мать. — Давно пора. Теперь по крайней мере, выглядишь, как нормальный человек.
Рэчел, казалось, не слышала. Она промчалась в свою комнату и через десять минут вернулась с ярким шарфом на голове, повязанным по-крестьянски. Потом она все время меняла шарфы и носила их в разных стилях — то как крестьянка, то по-цыгански. Однажды даже попыталась изобразить нечто вроде индийского тюрбана.
Отца это злило.
— Ты выглядишь так, как будто собралась на маскарад. Когда это кончится?
Тогда она пошла и купила широкополую фетровую шляпу-сомбреро. И в ней ходила в школу. Казалось, она твердо решила, чтоникто никогда не увидит ее стрижку. Ни с кем не хотела говорить отом, что произошло в парикмахерской. И мать, и подруги долго пытались хотьчто-то выведать, но так и остались ни с чем. Для нее эта тема была закрыта, как будто бы с помощью какого-то волшебного приспособления она стерла этот эпизод из своей памяти — и из жизни.
Однажды в отсутствие Рэчел мать зашла к ней в комнату и увидела, что зеркало, стоявшее на туалетном столике, накрыто большим полотенцем. «Боже правый, — подумала Анна, — она прячется не только от всего мира, но и от себя самой. Надо срочно что-то придумать, иначе девчонка доведет себя до сумасшествия».
